Читать книгу - "Королевы второго плана - Сергей Владимирович Капков"

ко мне мужчина в кепочке, с усиками и бородкой и говорит: «Ты будешь есть по столько (показывает), но будешь жива и счастлива». Свекровь ему: «Какой вы ей подарок преподнесли – у нее сегодня день рождения!» – «Вот и хорошо. Только заучи молитву “Отче наш”. А зовут меня дядя Николай. Если тебе что-нибудь будет нужно, тебе меня каждый укажет». Сказал еще фразу на немецком и ушел в пролом забора.

Свекровь шепчет: «К тебе Николай-угодник спустился». Я – к забору, а за ним поле – земля с небом сходится. И никого.

Под Ленинградом жили немцы, поселившиеся здесь еще при царе. И когда наступил страшный голод, я ходила к ним. Скажу по-немецки фразу, что тогда услыхала, они мне лопату дадут, и я копаю – то картофелину, то морковку найду.

Как-то поздней осенью завела свекровь нас с мужем в церковь. Я увидела огромную икону. А на ней – знакомое лицо. Он, Николай-чудотворец! И сына своего я Николаем назвала.

– Коля тоже хотел связать свою жизнь с кино?

– Да, в первый раз он снялся со мной в фильме «Тридцать три», который поставил Колин папа Георгий Данелия. Потом он поступил во ВГИК, снял курсовую работу «Моментальные снимки», а после окончания института – фильм «Эй, Семен!», о котором было сказано много хороших слов. Он был талантливый мальчик, увлекался поэзией, живописью…

Когда-то кино было для меня загадкой, а теперь это моя жизнь. Это всё, что у меня осталось. Я живу ролью, переживаю с героиней, от всего отключаюсь. В фильме «Доживем до понедельника» у меня было всего две фразы: «Он и головку до трех лет не держал. У него отец – потомственный алкоголик». Так я потом два дня больная ходила.

А уж когда играла Лизавету Ивановну в «Преступлении и наказании», то несколько дней была сама не своя: даже дверь дома на палку закрывала. С Тараторкиным – Раскольниковым общаться перестала (он же убийца!). Думала, а вдруг он меня этим топором ляпнет? Три дня перед съемками никого к себе не подпускала: эта аура романа, этот ритм повествования не должны были разрушаться. На съемках под платок мне засунули дренажи, чтобы пустить якобы кровь по лицу. Профессор Склянский, который был ассистентом на фильме, залез ко мне под юбку и стал качать специальную густую сладкую жидкость. Я лизала эту сладость и медленно падала…

Когда после съемок я вернулась домой, моя свекровь Меричка Анджапаридзе открыла дверь и вздохнула с облегчением: «Ну наконец-то тебя убили!» Я после «убийства» снова стала такой, какая есть, «ожила».

…Я могу бесконечно говорить о кино, вспоминать прежние фильмы. А сейчас что ни фильм, то какие-то страсти, преступления. Но я снимаюсь. «Кровь за кровь», «Место убийцы вакантно», «Затерянный в Сибири»… Тяжелые роли. Сыграла недавно в одном таком фильме, в эпизоде, а когда посмотрела ленту целиком – столько откровенных сцен, насилия, – не смогла выйти на сцену во время презентации. Мне было стыдно.

– Почему вы никогда не играете отрицательные роли?

– Мы все не святые, не без недостатков. У меня в жизни было столько отрицательных эмоций, что я не хочу их демонстрировать с экрана. Мне это тяжело выискивать в себе. Я смотрю на актеров и думаю: какие же в себе надо найти силы, чтобы играть такие роли?! Я преклоняюсь перед ними, но сама сыграть не могу.

В фильме Хейфица «Единственная» я снялась в роли, где моя героиня совершает неправильный поступок. Она не разобралась, поддалась порыву: рассказала сыну, что, пока его не было, сноха увлеклась музыкальной группой и ее симпатичным руководителем. За этим последовала цепь драматических событий, виновницей которых и стала мать. Мне было интересно понять свою героиню. Я даже хотела что-то переделать в этой роли, но Хейфиц не позволил. И получилось хорошо.

– А выглядеть смешной, нелепой вы не боялись?

– Нет, этого я не боялась. Но, к сожалению, у меня таких ролей тоже почти не было. А вообще-то я смешливая. Хохотушка. Помню, даже один раз спектакль сорвала. В «Софье Ковалевской» я играла девушку из Омска, а Лидия Павловна Сухаревская – главную роль. И вот на одном из премьерных показов она надела очки без стекол, и ресницы высунулись наружу. Мой партнер Сева Санаев стал так смешно их разглядывать, что я упала ему в ноги и не смогла подняться. Какой уж там текст! Я так хохотала, что дали занавес.

Очень любили розыгрыши на сцене Миша Глузский и Володя Балашов. В «Старых друзьях» я даже боялась с ними играть, могла просто завалить сцену, убежать прочь.

Или вот такой момент. В фильме «Доживем до понедельника» я снималась с одним мальчиком, играла его мать. На репетициях я постоянно давала ему подзатыльники, а уж на съемках надо было бить еще сильнее, и я боялась, что вообще ему голову оторву. И вот – снимаем. Стас Ростоцкий кричит: «Мотор!» И вдруг мальчонка поворачивается ко мне и говорит: «Когда будете это самое, так не очень дуплите-с!» Это было так образно (тем более что на всех бульварах тогда играли в домино и так «дуплили», что дома дрожали), что никакую трагедию я уже не могла играть. Я просто съехала по декорациям на пол и начала хохотать…

Я бы с удовольствием поиграла в комедиях.

– Вы часто отказываетесь от приглашений?

– Отказываюсь, если мне предлагают что-то мерзкое… А маленькие роли я всегда сама себе просила, потому что была семья, сын, и я, чтобы не уезжать надолго в экспедиции, играла в эпизодах.

На Западе одну роль сыграешь, и ты уже богатый человек, а тут сотни – и ничего. Ставки маленькие были. В семьдесят седьмом мне дали высшую категорию, я стала получать четыреста пятьдесят рублей, если снималась, а если нет – шестьдесят процентов от ставки в течение трех месяцев, а потом пятьдесят процентов, если не играла в театре. Целая бухгалтерия. Даже озвучание – такая трудная работа, и за нее платили семьдесят пять процентов. Честно признаюсь, что от этой работы я отказывалась. А сейчас – и подавно, даже за большие деньги. В сериалах дублируют по две-три роли сразу и так халтурят, что невозможно слушать. На это я не пойду.

Отказалась от главной роли в «Донской повести», ее потом прекрасно сыграла Люда Чурсина. Я уже была не в том возрасте, чтобы меня мог мужчина трогать, раздевать, целовать. И потом я считала, что мне это непозволительно для экрана. «Ну что вы! А как же Быстрицкая, Мордюкова?..» – спрашивали меня. Нет, я себя в