Читать книгу - "Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын"

баталии гулливеровских «остроконечников» и «тупоконечников», бескомпромиссно споривших о том, с какого конца разбивать вареное яйцо, за всеми этими абстракциями стояла вполне реальная проблема реформы существующей системы государственного социализма, построенного в довоенную эпоху.

«Планомерники», в рядах которых значились В. А. Соболь, Н. Ф. Хессин, И. С. Малышев и ряд других экономистов, развивали традиционный посыл о том, что социалистическое производство — это непосредственно общественное производство, поэтому в Советском Союзе товарно-денежные отношения являются лишь внешней формой советской экономики, которая по своей сути носит бестоварный характер. По их убеждению, социализм — это планомерно организованное общество, где товарно-денежные отношения существуют лишь потому, что сам социализм, являясь первой фазой коммунистической формации, все еще сохраняет наследие буржуазной эпохи.

Их маститые оппоненты из числа «товарников», в частности Я. А. Кронрод, Л. Н. Кассиров, В. Г. Венжер, И. Н. Буздалов, А. М. Емельянов и другие видные спецы, напротив, доказывали, что наличие товарно-денежных отношений при социализме никак нельзя отрицать, поскольку это явно противоречит самим реалиям хозяйственной практики. Поэтому необходимо признать значение «закона стоимости» при социализме как основного регулятора развития всего народного хозяйства страны и пользоваться этим инструментом для подъема эффективности работы всех предприятий. План же для самих предприятий должен строиться как реальное отражение рыночной конъюнктуры, что постепенно и неизбежно сформирует и новые подходы к проблеме повышения эффективности социалистического хозяйствования. Иными словами, новая система планирования работы всех предприятий должна быть нацелена на оптимальный поиск «правильных директивных показателей» и усиление роли рыночных рычагов в социалистической экономике. Именно эти идеи группы «товарников» подспудно и подготовили почву как для нового витка очередной экономической дискуссии, прошедшей в 1962–1964 годах, так и для реформы планирования народного хозяйства страны и управления им, реализация которой начнется в 1965 году.

Хорошо известно, что данную реформу в отечественной историографии по давно заведенной традиции называли «косыгинской», прямиком связывая ее с именем главы советского правительства Алексея Николаевича Косыгина. Однако в западной литературе[186] ее в гораздо большей степени связывали с именем харьковского профессора Е. Г. Либермана, поэтому нередко называли либерманизацией или даже либерманизмом по аналогии, например, с тем же «тэтчеризмом». Сейчас же довольно часто ее называют реформой Косыгина — Либермана, априори вкладывая в само это название негативный (причем в ряде случаев и откровенно антисемитский) подтекст. Понятно, что различия в понимании «авторства» всей этой реформы отражают и противоречивую роль самого Е. Г. Либермана в ее подготовке и реализации. С одной стороны, как абсолютно справедливо пишет тот же В. Н. Лисовицкий, вроде бы никто не сомневается в том, что именно с публикации его статей началось открытое и широкое обсуждение идей новой экономической реформы. С другой же стороны, довольно часто во многих публикациях подчеркивается скромное влияние персоны Е. Г. Либермана и на советскую экономическую науку, и на социально-политические процессы в стране, что неизбежно порождало веские сомнения в самостоятельности сыгранной им роли. Более того, целый ряд авторов даже заявляют, что Е. Г. Либерман был «своеобразной «ширмой» для апробирования «опасных» идей»[187], которые, по мнению С. Г. Коваленко, он позаимствовал из «теоретических положений» известного польского политика и экономиста Оскара Ланге, изложенных в его книге «Теория воспроизводства и накопления», опубликованной в 1961 году[188].

Как вспоминал хрущевский зять А. И. Аджубей[189], во второй половине 1962 года новоявленный секретарь ЦК Петр Нилович Демичев показал ему письмо профессора Е. Г. Либермана, в котором он, обращаясь к самому Н. С. Хрущеву, «дерзостно» предложил ему «глубоко и серьезно взвесить суть экономических принципов, лежавших в основе нашей экономической доктрины, отбросить ее догматические установки… и обратиться к проверенным мировой практикой принципам материальной оценки результатов работы человека: хозрасчету, товарно-денежным отношениям, пониманию сути прибыли и ее роли в системе социалистического хозяйствования». После состоявшего разговора П. Н. Демичев, отбросив «минутные колебания», передал письмо Н. С. Хрущеву, и тот «решился начать разговор с обществом». Тем паче, что еще в апреле 1962 года аналогичный доклад Е. Г. Либермана обсуждался на заседании Научного совета при Академии Наук СССР по комплексной проблеме «Научные основы планирования и организации общественного производства». В результате 9 сентября 1962 года в главном печатном органе ЦК КПСС — газете «Правда» — была опубликована его известная статья «План, прибыль, премия», которая и дала старт очередной экономической дискуссии. Причем, как уверяет один из участников тех событий профессор А. И. Каценелинбойген, опубликовать эту статью Е. Г. Либерману (по его собственным словам) помог давнишний хрущевский соратник, редактор международного журнала «Проблемы мира и социализма», член-корреспондент АН СССР А. М. Румянцев, с которым они были знакомы еще с довоенных времен по совместной работе в Харькове[190].

Надо сказать, что эта тема давно волновала Евсея Григорьевича Либермана (1897–1981), который еще весной 1956 года, будучи заведующим кафедрой экономики и организации машиностроительного производства Харьковского инженерно-экономического института, успешно защитил докторскую диссертацию «Пути повышения рентабельности социалистических предприятий», которая гораздо позже в дополненном виде была опубликована в виде отдельной монографии[191]. На сей же раз, развивая идеи этой диссертации, Е. Г. Либерман предложил сделать ряд довольно осторожных шагов в сторону превращения советских предприятий в относительно самостоятельных товаропроизводителей. С этой целью предполагалось:

— освободить все госпредприятия от мелочной опеки центральных плановых органов, которые отныне должны устанавливать задания только по объему и номенклатуре продукции, а также по срокам их поставок. Все же остальные плановые показатели предприятия должны разрабатывать сами, устанавливая прямые связи со своими смежниками на основе договорных соглашений;

— для заинтересованности предприятий в выполнении плановых заданий и повышении качества продукции сделать важнейшим оценочным показателем прибыль;

— установить долгосрочные нормы рентабельности для самих предприятий и целых отраслей, определяемые как отношение прибыли к производственным фондам, и в случае выполнения всех этих нормативов поощрять предприятия, оставляя им часть их же прибыли для стимулирования коллектива и отдельных его работников;

— отдавать на откуп «командирам производства» вопросы производительности труда, себестоимости своей продукции, капиталовложений в основные фонды, закупку новой техники и оборудования, штатного расписания и формирования фонда заработной платы;

— упорядочить систему ценообразования, сделать ее более гибкой с тем, чтобы более технологичная продукция была рентабельна, а значит, и выгодна для самих производителей.

Понятно, что все эти новации были весьма необычны для того времени и вызвали очень неоднозначную реакцию. Поэтому появление такой статьи в центральном партийном органе, как считает В. Н. Лисовицкий, стало «своего рода «пробным шаром», запущенным сторонниками очередных реформ» с тем, чтобы «выяснить реакцию различных социальных и политических сил на возможные перемены»[192]. А почему для столь важного зондажа мнений был выбран мало кому известный профессор провинциального вуза, а не кто-то из тогдашних корифеев научного сообщества, объясняется довольно просто. С одной стороны, выражение подобной «идейной ереси», конечно, было делом небезопасным, и «в случае отрицательного результата таким человеком не жалко было и пожертвовать»,