Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

решительное применение вооруженных сил против СССР и МНР в случае возникновения подобных инцидентов в будущем. Это явилось предпосылкой того, что японская сторона заняла исключительно жесткую позицию в 1938–1939 гг., и вооруженные пограничные конфликты у озера Хасан и реки Халхин-Гол приобрели ожесточенный характер»[589].

Помимо Благовещенского (Амурского) инцидента в 1937 г. имело место много других инцидентов на советско-маньчжурской границе. Об этом можно судить по количеству протестов, направленных с советской стороны японским властям, – 23[590].

В январе 1937-го генерал Угаки Кацусигэ – в прошлом военный министр и генерал-губернатор Кореи – был назначен премьер-министром. Однако, приступив к формированию правительства, Угаки столкнулся с непримиримым противодействием армии, руководство которой отказалось рекомендовать его в новый кабинет, и он вынужден был сложить с себя полномочия, так и не вступив в должность.

В начале 1937-го Зорге получил от германского военного журнала «Die Wehrmacht» («Вермахт», издавался с 1936-го по 1944-й) задание написать статью о современном состоянии армии германского дальневосточного союзника. Вероятнее всего, посредником в получении заказа выступил военный атташе Ойген Отт. С письмом редакции, снабженным соответствующими подписями и печатям, Зорге обратился в Генеральный штаб Императорской армии Японии (не без содействия Отта), где с ним общался полковник Муто Акира (военный атташе в Германии в 1923–1926), начальник одного из подразделений Генштаба. Последний поручил сотруднику военной жандармерии («кэмпэйтай») полковнику Макки оказать содействие германскому корреспонденту в получении информации. Зорге побывал на маневрах, куда обычно не допускались иностранные корреспонденты, беседовал с японскими генералами и офицерами, весьма откровенными с корреспондентом «братьев по оружию». Статья под броским заголовком «Японская армия сегодня: от самурая к танковым войскам» в июне 1937 г. была напечатана в журнале и вызвала самую благожелательную реакцию в Токио[591].

4 июня 1937-го принц Коноэ Фумимаро сформировал свой первый кабинет, в котором пост министра иностранных дел занял Хирота. Одзаки передавал: «О создании кабинета Коноэ и его характере. Создание кабинета Коноэ было последним козырем высших кругов Японии. Создание кабинета было поддержано финансовыми и политическими кругами. Кроме этого свою поддержку кабинету высказала и армия. Гражданские власти надеются, что Коноэ сможет подчинить армию и создаст военно-гражданскую власть. Армия же стремилась испоьзовать хорошую репутацию и реформистские взгляды Коноэ для достижения своих целей»[592].

Как при оккупации Маньчжурии в 1931 году, так и при вторжении в остальную часть Китая в 1937 году, всегда имелась в виду возможность войны с СССР. Стратегия была направлена на подготовку нападения на СССР. Это подчеркивал начальник штаба Квантунской армии Тодзио Хидэки в июне 1937 г., т. е. непосредственно перед началом нападения на Китай, в телеграмме, адресованной непосредственно вице-военному министру Умэдзу и генеральному штабу: «Оценивая настоящее положение в Китае с точки зрения военной подготовки против Советской России, я убежден в том, что, если наша военная мощь позволит, мы должны нанести первый удар по нанкинскому правительству, чтобы избавиться от угрозы нашему тылу»[593].

Ночная перестрелка у моста Лугоуцяо (мост Марко Поло) 7 июля, возможно, и была случайной, но то, что она спровоцировала войну, случайным не было. На следующий день после ночного столкновения японские войска захватили Лугоуцяо и Лунванмяо. Китайские части вынуждены были отступить на западный берег реки Юндин. 10 июля произошло новое столкновение между китайскими и японскими войсками. Командование дислоцировавшегося в районе инцидента 29-го корпуса китайской армии предложило заключить перемирие, и 21 июля было подписано соглашение о временном прекращении военных действий. Однако незадолго до этого кабинет министров принял решение, способствовавшее эскалации конфликта, опубликовав следующее заявление: «Совершенно ясно, что поддержание порядка в Северном Китае является неотложной задачей империи и Маньчжоу-Го. В настоящий момент для сохранения мира в Восточной Азии необходимо, чтобы Китай признал свою вину, в первую очередь в связи со своими незаконными действиями, а также в связи с поступками, враждебными Японии или оскорбляющими ее, и дал бы соответствующие гарантии в том, что отныне подобные действия не будут иметь места. Поэтому японское правительство на сегодняшнем заседании кабинета министров решило принять необходимые меры для отправки войск в Северный Китай».

Это означало, что Япония не собиралась считать инцидент конфликтом местного значения, поставив своей целью с помощью оружия решить вопрос о захвате Северного Китая, который планировался ею в течение многих лет. Китайская сторона тем временем укрепилась в решимости оказать сопротивление Японии, и расширение конфликта стало неизбежным. Вместе с тем Сун Чжэюань, тогдашний правитель Северного Китая, опасаясь лишиться власти, был заинтересован в локализации конфликта. Поэтому, несмотря на вышеупомянутое заявление, переговоры на месте продолжались. Гоминьдановское правительство тоже не желало войны. 19 июля между японской и китайской армиями было заключено местное соглашение. Тем временем 15 июля Япония заявила об отправке своих войск в Китай, а 17-го приняла решение о дополнительном бюджете на чрезвычайные военные расходы[594].

Крупномасштабная война с Китаем была не в интересах Японии, главную цель которой составляла эксплуатация природных богатств Маньчжурии и создание там мощной индустриальной и аграрной базы, для чего требовалась военная и политическая стабильность. Тем более что в случае японо-советской войны тыловой район Квантунской армии оказывался подверженным угрозе со стороны китайских войск.

В середине июля 1937-го военный атташе Отт сообщил Зорге: «Япония, используя инцидент у моста Лугоуцяо близ Пекина, стремится одним махом решить китайский вопрос и превратить Северный Китай в специальный район, находящийся под господством Японии»[595]. Мияги докладывал Зорге: «О событиях у моста Лугоуцяо и планах Японии. Планы независимости Северного Китая (углубление внутриполитических трудностей и неизбежность событий у моста Лугоуцяо)»[596].

В Германском посольстве в Токио, по словам Зорге, были удивлены, но не встревожены происходившим в Китае. Дирксен и Отт (недавно произведенный в генерал-майоры) предсказывали, что боевые действия вскоре сойдут на нет: «Дирксен и Отт были настроены оптимистично, утверждая, что Гоминдан необычайно слаб. Но я придерживался мнения, что враждебные действия будут продолжаться еще долго и что силу Гоминдана не следует недооценивать.

Ни Дирксен, ни Отт не соглашались со мной. Однако ход событий обернулся так, как я и предсказывал. И потому и Дирксену, и Отту пришлось признать, что я был прав, и мои акции в посольстве соответственно выросли»[597].

Предсказание Зорге о продолжении японо-китайского конфликта несло на себе отпечаток мнения Одзаки, получившего серьезный источник информации – бывшего школьного товарища Усибы Томохико, с которым он возобновил знакомство на 6-й международной конференции Ассоциации изучения тихоокеанских проблем в 1936 г. в Америке. Последний стал одним из секретарей принца Коноэ, в июне 1937 г. возглавившего правительство Японии.

В связи с войной, развязанной Японией, Советский Союз