Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

В программе правительству предлагалось взять в союзники малороссов, белорусов и литовцев и таким образом уменьшить польское влияние в Северо-Западном крае. Программа содержала следующие конкретные предложения: учредить как можно больше начальных школ, в которых ввести литовский, белорусский и украинский языки, издавать на этих языках как можно больше учебников и книг религиозного содержания, преподавать эти языки в средних и высших школах; поощрять священнослужителей (конфессия не указана) максимально широко использовать в богослужении местные языки; публиковать постановления правительства на литовском языке, а в случае необходимости и на белорусском и украинском; публиковать статьи на местных языках в издаваемых в губерниях официальных газетах, добавить к выходящей в Вильне официальной газете (речь шла о газете «Виленский вестник») листок по-литовски[371]. Осуществление такой программы действительно можно было бы квалифицировать как поддержку развития литовской, а также белорусской и украинской национальных культур. Однако, несмотря на то что эта программа получила сдержанное одобрение императора, она была отвергнута виленским и киевским генерал-губернаторами, и, что еще более важно, – менее чем через год на западных окраинах началось восстание.

Но и после начала «мятежа» все та же группа просвещенных бюрократов и славянофилов еще раз попробовала донести свое видение политики в Западном крае, правда уже в значительно откорректированном виде. Теперь они просили разрешения на учреждение Западно-Русского общества, которое должно было стать координационным центром национальной политики. В этот раз подчеркивалось, что общество будет заботиться о развитии «чувства русской народности», поэтому и использование местных языков предусматривалось только в начальной школе и лишь затем, чтобы дети поняли необходимость изучения великорусского языка. При этом признавалось, что литовцы не являются русскими и «только пробуждение и развитие литовской народности может вырвать из рук польской шляхты и польских ксендзов край между Неманом и Двиной и привязать его к России прочными узами внутреннего единства». Но предлагаемая поддержка литовцев гораздо более скромна по сравнению с программой 1862 года. В этот раз речь идет об издании учебников на местных языках, но только «насколько окажется нужным»; также общество предполагало позаботиться об издании православных религиозных книг на литовском языке, чтобы православные литовцы не попали под влияние католического духовенства[372].

По повелению императора эти предложения должны были поступить на рассмотрение Западного комитета, учрежденного в Санкт-Петербурге в 1862 году, но комитет эти вопросы не рассматривал. Прибывшему в мае 1863 года в Вильну новому генерал-губернатору М. Н. Муравьеву советы были ни к чему, ни к чему ему были и общества: русификацией края должен был руководить и все контролировать сам генерал-губернатор. Один из адептов «русского дела» очень точно описал, как М. Н. Муравьев представлял себе свои функции: «Начальник края должен быть здесь и генерал-губернатор, и митрополит, и попечитель, и глава литературы и всем, чем хотите»[373]. М. Н. Муравьев своими действиями действительно подтвердил это представление.

Проводившаяся М. Н. Муравьевым и его сподвижниками националистическая национальная политика в исторической литературе наиболее часто называется «обрусением», хотя в то время ей давались и другие определения: «слияние», «сближение» и даже «ассимиляция»[374], поэтому прежде всего попытаюсь выяснить, какие смыслы стоят за этими словами.

Глава 7

Многозначность понятия «обрусение»

При анализе национальной политики Российской империи, проводившейся в Северо-Западном крае после восстания 1863–1864 годов, и сопутствовавшей ей риторики недостаточно рассматривать лишь официальный дискурс, то есть пытаться выяснить, как власти империи формулировали цели имперской политики в конфиденциальных (иногда с грифом «совершенно секретно») или в обнародованных документах. Не менее важен и общественный дискурс, особенно та периодическая печать, которая тогда уже оказывала достаточно серьезное влияние на правящую элиту.

Одним из самых влиятельных публицистов того времени был М. Н. Катков, редактор газеты «Московские ведомости»[375]. В бюрократических кругах было достаточно широко распространено убеждение, что эта газета отражает установки правительства. Назначенный в 1868 году виленским губернатором И. А. Шестаков утверждал, что его приятели предлагали ему перед отъездом в Северо-Западный край встретиться с М. Н. Катковым и получить у него инструкции[376]. Секретарь М. Н. Муравьева Александр Николаевич Мосолов писал: «Читать „Московские Ведомости“ сделалось у нас такою же необходимостью, как исполнять свои служебные обязанности»[377]. Так же внимательно статьи в «Московских ведомостях» читали и чиновники центральных государственных учреждений[378]. Поэтому неудивительно, что чиновники Северо-Западного края иногда даже от имени генерал-губернатора М. Н. Муравьева отправляли М. Н. Каткову конфиденциальную информацию в надежде на то, что его газета повлияет на принимаемые центральной властью решения[379]. Влиятельной была и газета «День» славянофильской направленности, которую редактировал И. С. Аксаков[380]. Рупором властей Северо-Западного края была газета «Виленский вестник». В конце 1860-х годов по указанию попечителя Виленского учебного округа Ивана Петровича Корнилова некоторые отчеты подчиненных ему должностных лиц публиковались в «Виленском вестнике» как статьи[381].

В то время в российском дискурсе «обрусение» понималось прежде всего как активная политика властей в отношении нерусского населения. Иначе говоря, «обрусение» должно было идти по установленным властями правилам, а объекту обрусения – нерусскому населению – отводилась в большей степени пассивная роль[382]. Так, виленский генерал-губернатор К. П. Кауфман был уверен, что с помощью административных мер он сможет достаточно легко ввести русский язык в дополнительное католическое богослужение или обратить в православие тысячи белорусов-католиков.

Нередко в российской печати признавалось, что усилий только власти в деле «обрусения» инородцев недостаточно, и необходимо, чтобы к этой деятельности присоединилось русское общество[383]. Большую поддержку властям, по мнению имперских бюрократов, мог оказать университет, но, как уже было замечено, по причине опасений, что в университете возьмут верх поляки, власти учреждать университет не решались.

Основными проводниками политики русификации должны были стать чиновники, прибывавшие из внутренних губерний. Хотя наиболее ярые адепты «русского дела» – такие, как инспектор Виленского учебного округа Николай Николаевич Новиков, – считали, что и чиновники, прибывающие в Северо-Западный край из внутренних губерний, не являются достаточно национально зрелыми. Но работа в этом крае, особенно столкновения с враждебно настроенными инородцами, должна была стать для вновь прибывших своеобразной школой, помогающей лучше понять суть принадлежности к русской нации и помочь им стать настоящими русскими, способными успешно проводить политику «обрусения»[384].

И все же некоторые современники вынуждены были констатировать, что конкретное содержание «обрусения» не было до конца понятно. И. С. Аксаков в ходе дискуссии с газетой «Виленский вестник» заметил, что оппоненты из виленской газеты используют это понятие, но не объясняют его, «оставляя собственной догадливости читателей наполнить каким угодно определенным смыслом это слово, само по