Читать книгу - "Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер"

этого я и проснулся. На коже был красноватый след ожога. Он быстро исчез. Этот сон, вернее – след от сна меня озадачил. А жена сразу же сказала, что эта змейка – не к добру.

На другой день мы – жена, я и сын – с утра пошли в лес. Когда вернулись, то хозяйка дачи вручила нам телеграмму, которую местная почтальонша принесла во время нашего отсутствия. На бумаге в клеточку (из школьной тетради) карандашом было написано, что умер Александр Ильич Гитович. Телеграмма была от его жены Сильвы.

Приехав на похороны, мы узнали, что над Карельским перешейком, а значит, и над Комаровым, где в дачном домике жил Александр Ильич, пронесся ураган и многие даже вполне здоровые люди в тот день себя плохо чувствовали. А у Гитовича было больное сердце, и произошел у него смертный сердечный приступ…

Похоронили Александра Ильича Гитовича на Комаровском кладбище. Могила его – почти рядом с могилой Анны Ахматовой.

* * *

На том же Комаровском кладбище, недалеко от могил Ахматовой и Гитовича, – могила Анатолия Клещенко. Родился он в 1921 году, умер – в 1974-м. Из пятидесяти трех лет своей жизни шестнадцать лет провел он – по доносу – в тюрьме, в ссылке на Северном Урале и в Красноярском крае. Но за свою жизнь, хоть и была она укорочена злобной судьбой, он успел проявить себя и как душевно смелый поэт, и как талантливый прозаик. В домашней моей библиотечке хранятся книги Анатолия с его добрыми дарственными надписями. Есть у меня и книга его стихов «Ожидание», изданная через пять лет после его смерти. Я написал предисловие к ней. Заканчивается то предисловие так: «Анатолий Клещенко – поэт самобытный. Он не стал поэтом – он родился им. Стихи его негромки, неброски, но это живые стихи, в них продолжает биться живое сердце поэта, хоть автора их уже нет на свете».

* * *

В апреле 1939 года ленинградский «Гослитиздат» заключил со мной договор на издание моей книги стихов «Светлый берег». Вскоре я и аванс получил и отпраздновал это дело с друзьями в уютной полуподвальной пивной на Среднем проспекте моего родного Васильевского острова. То был праздник – всем праздникам праздник! Ведь если аванс за рукопись дали, значит она наверняка будет издана! Другое дело, что выхода ее в свет мне подождать придется: с публикацией стихов издательства не торопятся.

Стихи я продолжал писать с прежним тщанием и уже подумывал о второй книжке; в журналах их печатали довольно охотно. И отзывы на них время от времени появлялись в печати; иногда – добрые, а иногда – ругательные. К примеру, в № 62 «Литературной газеты» за 1940 год появилась статья без подписи, в ней автор громил Александра Гитовича, а заодно и в мой огород бросил камушек. О моем «Трактате о бессмертии» он так отозвался: «Только по чудовищному недоразумению можно было принять за поэзию его обывательскую прозу, оштукатуренную под белые стихи».

Но не в обиде я на этого обидчика. Он пророком оказался, как в воду глядел! Ведь в том же 1940 году я начал прозу писать, не «оштукатуривая» ее под стихи, а именно прозу как таковую. Короче говоря, я написал рассказ, и он был напечатан. Но первый блин комом; товарищи мои по Молодому объединению единодушно признали рассказ неудачным, да и я сам, прочтя это свое произведение уже не как автор, а как читатель, понял, что никудышную вещь подсунул читателям. К счастью, критики этого рассказа, видно, не заметили. А позже я уже всерьез стал работать над прозой и как бы обрел в самом себе своего двойника-прозаика. Нынче некоторые читатели знают меня именно как прозаика. Ну что ж, поэт-двойник на двойника-прозаика не в обиде…

Ныне, на исходе дней своих, я склонен думать, что к прозе приобщила меня Великая Отечественная война. До нее я в армии не служил, был белобилетником из-за своего плохого левого глаза. Но правым видел я хорошо и теперь наконец пригодился как воинская единица. Сперва был рядовым в БАО (батальоне аэродромного обслуживания) недалеко от Питера, а в январе 1942 года был переведен в редакцию армейской газеты Ленфронта «Знамя победы». Там я стал не только поэтом военным, но и прозаиком-журналистом. Наряду со стихами писал очерки и заметки о конкретных людях, о бойцах переднего края – после поездок и пеших походов в части. И о ленинградцах тоже писал. С войны вернулся в звании старшего лейтенанта, награжден тремя военными орденами, медалями… Но высшая награда моей душе – это память о тех людях, с которыми довелось мне встречаться в военные годы.

Я благодарен Судьбе и Отечеству за то, что в годы войны мне довелось быть военным газетчиком. Газета – неплохая школа для молодого писателя. Она развивает мускулы души, приучает к творческой дисциплине, к предельной самоотдаче. Если тебе заказан материал в номер, ты должен сдать его в срок при любых внешних условиях, при любом самочувствии и при любом настроении. С уважением, с ностальгической грустью вспоминаю журналистов-«знамяпобедовцев». Они внушили мне уважение к ним и ко всем журналистам, к нелегкому этому труду. И научили меня строже относиться к моим не только рифмованным, но и прозаическим строчкам…

День первой книги

В тот майский день 1940 года вышел я в полдень из дома и по родной Шестой линии направился в сторону Среднего проспекта, который официально именовался тогда проспектом Мусоргского. Целесообразнее было бы мне шагать к Большому (тогдашнему проспекту Пролетарской Победы), ведь рельсы с него еще не были сняты. Но погода стояла отличная – почему бы и не удлинить свой путь и сесть на трамвай не на Большом, а на Среднем? К тому же на этом проспекте, кроме прочих торговых точек, приютились и три книжных магазина.

Надо полагать, что логика моя в тот день самовольно ушла в краткосрочный отпуск. Свернув на Средний, я замедлил шаг возле дома № 30 и зашел в книжный магазин. Там я спросил продавца, есть ли в продаже «Светлый берег», книжка стихов Вадима Шефнера. Ответ букиниста был отрицательный, а по его интонации я угадал, что мою фамилию он слышит в первый раз, что Шефнер, этот всемирно известный пиит, которому при жизни воздвигнуты памятники на площадях городов всего мира, совсем неведом этому темному человеку. Выразив на лице удивление, я вышел на улицу и направился к трамвайной остановке.

А ведь заглянул я в тот магазинчик, отлично зная-понимая, что в