Читать книгу - "Мир-фильтр. Как алгоритмы уплощают культуру - Кайл Чейка"

Однако культура и культурный вкус имеют иную динамику, нежели политический контент и идеологические убеждения в интернете; несмотря на то, что они проходят через одни и те же каналы, ими движут разные стимулы. В то время как политические фильтры разделяют пользователей на противоборствующие фракции, культурные рекомендации объединяют их, стремясь создать все большую и большую аудиторию для общего для всех материала. Алгоритмическая культура концентрируется в середине, потому что решение о потреблении того или иного произведения культуры редко мотивируется ненавистью или конфликтом. Цзинцзин Чжан, профессор Индианского университета, изучающая алгоритмы рекомендаций, нашла подтверждение теории гомогенизации, когда участвовала в эксперименте по персонализированным музыкальным рекомендациям, представленном на Дублинской конференции по рекомендательным системам в 2012 году.

Студентам предлагали песни, которые – как им сообщили – рекомендованы с учетом их личного вкуса, о чем свидетельствует рейтинг с количеством звезд; однако на самом деле эти рейтинги присваивались искусственно и произвольно. Затем участников эксперимента спрашивали, сколько они готовы заплатить за данную песню. Оказалось, что чем выше число звезд, тем выше готовность платить, причем каждая добавленная звезда приводила к увеличению готовности заплатить за песню на 10–15 %. Этот эксперимент показал, как восприятие рекомендации может исказить воспринимаемую ценность данного произведения культуры, заставляя его казаться более привлекательным или значимым. Этот недостаток усиливается из-за петли алгоритмических рекомендаций с положительной обратной связью. Со временем система будет “давать менее разнообразные рекомендации”, как рассказывала Чжан в подкасте Planet Money. В конце концов, по ее словам, она будет “выдавать одинаковые рекомендации всем, независимо от личных предпочтений”. Отсюда и гомогенизация, которую мы наблюдаем сегодня.

Собирание культуры

Для определения того, какую культуру мы потребляем и как к ней относимся, важными могут оказаться не только фактические рекомендации, но и интерфейсы приложений, создающие видимость рекомендаций. Дизайн интерфейсов подпадает под понятие “взаимодействие с пользователем” (или “опыт пользователя”), используемое в технологической индустрии: это микровзаимодействия, которые происходят во время навигации, поиска и кликов. На современных платформах пользовательский опыт проявляет тенденцию к крайней пассивности. Предполагается, что вы не должны копать особо глубоко, а просто потреблять то, что уже находится перед вами, – теоретически алгоритм должен знать вас лучше вас самих, хотя это заведомо не так. Если мы всегда можем рассчитывать на то, что главная страница Netflix, страница “Интересное” в Инстаграме или лента “Для вас” в ТикТоке покажут нам то, что нам интересно, то у нас будет меньше стимулов самостоятельно решать, что искать, за чем следить и (что, возможно, важнее всего) что сохранять. Мы часто формируем свое чувство личного вкуса, сохраняя произведения культуры: постепенно создаем коллекцию из того, что для нас важно, памятник нашим предпочтениям – подобно строящей гнездо птице.

Но чем более автоматизированной становится алгоритмическая подача информации, тем пассивнее мы становимся как потребители и тем меньше мы чувствуем необходимость собирать материалы, сохранять то, что для нас важно. Мы отказываемся от ответственности за такое собирание. За последние два десятилетия собирание культуры – будь то фильмы на DVD, альбомы на виниле или книги на полке – превратилось из необходимости в расточительную роскошь. Зачем беспокоиться о таких вещах, если цифровые платформы рекламируют возможность свободного доступа ко всему и всегда? Проблема в том, что никаких гарантий постоянства того, что предлагают эти платформы, нет: видимость полноты – это фасад, подкрепленный рекомендациями, а их интерфейсы постоянно меняются. Замешательство, вызванное внезапно изменившимся интерфейсом, – обычное явление в мире фильтров.

Однажды утром в конце 2021 года я открыл Spotify на своем ноутбуке и внезапно обнаружил, что ничего не понимаю. Я привык выполнять определенную последовательность нажатий, чтобы получить доступ к музыке, которая мне нравится, – в данном случае к джазовому альбому 1961 года Юсефа Латифа под названием Eastern Sounds. Когда во время пандемии я работал дома, по утрам я первым делом ставил этот альбом – к досаде Джесс, которая часто посмеивалась над его повторяющимися диссонирующими начальными нотами. Но в тот день я не смог найти ни этот альбом, ни полный список альбомов, сохранявшихся с помощью кнопки Spotify Like (это основной способ сервиса сохранить их в одном месте). Моя мышечная память оказалась бесполезной. Данные перестроили, не уведомив меня и не предложив мне выбор. Это походило на своеобразную афазию[35], словно кто-то за ночь переставил всю мебель в моей гостиной, а я по-прежнему пытался ориентироваться в ней как раньше. Новая вкладка “Ваша библиотека” в угрюмом черно-зеленом интерфейсе Spotify намекала, что искомое теперь находится тут, но выдавала окно автоматически сгенерированных плейлистов, которые я не узнавал. Соседняя вкладка предлагала подкасты, которые я никогда не слушал в приложении. Смысл потерялся.

С переходом всех форм медиа на потоковое вещание, когда кажется, что все доступно по одному клику, легко забыть, что у нас могут существовать и физические, неалгоритмические отношения с произведениями культуры, которые мы потребляем в свое личное время. Мы расставляем книги по полкам, вешаем картины на стены в гостиной и храним стопки виниловых пластинок. Когда мы хотим что-то попробовать, мы это ищем: находим книгу по корешку или вынимаем альбом из футляра. То, как мы взаимодействуем с объектом, и то, где мы его храним, также меняет способ его потребления, о чем мне недвусмысленно напомнило обновление Spotify. То же самое произошло с Твиттером, когда он добавил свою собственную алгоритмическую ленту “Для вас”, и с Инстаграмом, когда тот передвинул кнопку для размещения фотографий, в какой-то момент заменив ее кнопкой для просмотра видеороликов в стиле ТикТока.

Все эти изменения заставляют меня стремиться к противоположному: фиксированному, стабильному, надежному способу доступа к любой культуре. Именно это когда-то предлагали прежние формы коллекционирования и потребления культуры. Мы принимали эту стабильность как должное. В 1931 году немецкий культурный критик Вальтер Беньямин написал эссе под названием “Я распаковываю свою библиотеку”, в котором рассказал об отношениях с физическими объектами культуры. В этом эссе Беньямин описывает, как извлекает свою коллекцию книг из пыльных ящиков, в которых тома находились годами. Книги разложены на полу, “еще не тронутые мягкой скукой порядка”, и готовы к новому порядку на полках. Для Бенджамина само обладание этими книгами формировало его личность как читателя, писателя и человека – даже если он не все прочел. Они гордо стояли на его полках как символы, олицетворяя знания, которые он все еще стремился получить, или города, в которых он бывал. Накапливание книг – его способ взаимодействия с миром, метод формирования мировоззрения,