Читать книгу - "Мир-фильтр. Как алгоритмы уплощают культуру - Кайл Чейка"

Кайл Чейка

Мир-фильтр. Как алгоритмы уплощают культуру

© 2024 by Kyle Chayka

© Е. Поникаров, перевод на русский язык, 2025

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2025

© ООО “Издательство Аст”, 2025

Издательство CORPUS ®

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

* * *

Джесс

Возможно, вы не используете социальные сети, но они используют вас.

Эйлин Майлз

Суть многих вещей в Америке – “или так, или умри”.

Джордж Уильям Троу

Йозеф Фридрих Фон Ракниц. Предположительная схема механического турка. 1789

Введение

Добро пожаловать в Мир-фильтр

Механический турок

В 1769 году государственный служащий империи Габсбургов по имени Иоганн Вольфганг Риттер фон Кемпелен создал устройство, прозванное механическим турком. Этот подарок должен был произвести впечатление на императрицу Священной Римской империи Марию-Терезию Австрийскую. Почти что волшебная машина фон Кемпелена умела играть в шахматы и побеждать человека – всего лишь с помощью внутренних шестеренок и ремней. Как видно на исторических гравюрах, механический турок представлял собой большой деревянный ящик шириной около четырех футов, глубиной два с половиной фута и высотой три фута[1]; за его дверцами можно было разглядеть сложный внутренний механизм. Сверху располагался человекоподобный автомат: над шахматной доской наклонялась фигура размером с ребенка – халат, тюрбан, впечатляющие усы (этот ориенталистский архетип объединял в глазах европейцев чужака-человека и чужака-машину). Турок протягивал над доской левую руку, брал фигуры и передвигал их. Машина сигналила после сделанного хода, определяла, когда противник жульничает, а лицо автомата могло менять выражение. Механический турок фон Кемпелена настолько всех одурачил, что во время своих путешествий по миру сразился с Бенджамином Франклином в 1783 году и Наполеоном Бонапартом в 1809 году. Оба ему проиграли.

Однако на самом деле механический турок не умел играть в шахматы. Не было ни искусственного интеллекта, управляющего автоматоном, ни кучи шестеренок, механически определяющих следующий ход. Внутри корпуса сидел невысокий человек, хорошо игравший в шахматы. Благодаря системе магнитов он мог отслеживать расположение пешек, коней и королей на доске[2]. Используя систему рычагов и тросиков, игрок управлял рукой автомата: брал фигуры и передвигал их. Дым от свечки, которую спрятанному шахматисту приходилось использовать для освещения, уходил через скрытые отверстия в задней части машины[3]. Все внутренние механизмы не играли никакой роли, а лишь создавали видимость. Когда дверцы открывались и зрители заглядывали внутрь в рамках демонстрации ложной прозрачности, они не видели оператора: тот скрывался, используя передвижное сиденье – нечто вроде ложного дна в реквизите фокусника.

Механический турок создавал впечатляющую иллюзию машины, которая могла сама принимать решения и выглядела умнее человека, в то время как на самом деле автоматом управлял именно человек. Некоторые зрители подозревали обман. “Называть это автоматом – жульничество, и это заслуживает публичного осуждения”, – писал скептически настроенный британский автор Филипп Тикнесс в книге 1784 года, утверждая, что машиной управляли “невидимые сообщники”. Тикнесс продолжал: “Шахматист-автоматон – это человек в человеке; из чего бы ни состояла его внешняя форма, внутри он содержит живую душу”. Конечно, Тикнесс был прав, но тайна полностью раскрылась только в 1860 году, когда машина уже объехала Соединенные Штаты и попала в коллекцию Джона Кирсли Митчелла, личного врача Эдгара Аллана По[4]. Оригинальный автоматон погиб во время пожара, а сын Митчелла написал статью для журнала Chess Monthly. Однако то, что машина оказалась чистой иллюзией, только увеличило значимость механического турка.

За два века, прошедшие с момента его изобретения, это устройство стало распространенной метафорой для описания технологических манипуляций. Она олицетворяет человека, скрывающегося за фасадом, казалось бы, передовых технологий, а также способность таких устройств вводить нас в заблуждение относительно своей природы. (В 2005 году компания Amazon назвала “Механическим турком” свой сервис, в котором цифровые задачи, такие как расстановка тегов для фотографий или очистка данных, выполняются с помощью невидимого рынка аутсорсингового человеческого труда.) Механический турок подобен герою “Волшебника страны Оз”, прятавшемуся за занавесом, – всезнающая таинственная сущность, которая в конечном итоге оказывается чем-то гораздо более обыденным и понятным. Машина и трюк дополняют друг друга. Благодаря двойному обману турку удается “все время выигрывать” – как писал немецкий философ Вальтер Беньямин, размышляя об этом устройстве в эссе 1940 года.

В последнее время я довольно часто думаю о механическом турке, потому что он напоминает мне об одном технологическом призраке, преследующем нашу эпоху начала XXI века. Имя этому призраку – “алгоритм”. Алгоритм – это сокращение от “алгоритмических рекомендаций”, цифровых механизмов, которые поглощают кучу пользовательских данных, проталкивают их через набор уравнений и выплевывают результат, считающийся наиболее релевантным для заданных целей. Алгоритмы определяют сайты, которые мы находим с помощью Google; тексты, которые мы видим в ленте Фейсбука[5]; песни, которые бесконечным потоком проигрывает Spotify; людей, которых мы рассматриваем как потенциальных партнеров в приложениях для знакомств; фильмы, рекомендуемые на главной странице Netflix; персонализированную ленту видеороликов, которую выдает ТикТок; порядок постов в Твиттере[6] и Инстаграме; папки, по которым автоматически сортируется наша электронная почта; рекламу, которая преследует нас по всему интернету. Алгоритмические рекомендации в значительной степени обуславливают наше взаимодействие с цифровым пространством – учитывая наши предыдущие действия и выбирая те фрагменты контента, которые в наибольшей степени соответствуют нашим моделям поведения. Они призваны интерпретировать наше поведение, а затем показывать нам то, что мы хотим увидеть.

Сегодня мы постоянно сталкиваемся со всевозможными алгоритмами, каждый из которых пытается угадать, о чем мы думаем, что ищем и чего желаем – еще до того, как даже мы сами осознаем ответы на эти вопросы. Когда я пишу электронное письмо, мое приложение Gmail предугадывает слова и фразы, которые я пытаюсь набрать, и пишет их за меня, словно читая мои мысли. Сервис Spotify выводит на экран музыкантов и альбомы, которые, по его прогнозам, я, скорее всего, буду слушать, и в итоге я часто выбираю их просто по привычке. Когда я разблокирую свой телефон, там уже висят фотографии из прошлого, которые я, возможно, захочу посмотреть – названные “воспоминаниями”, словно они существуют в моем подсознании; рядом мне предлагают и приложения, которые я, возможно, захочу открыть, и друзей, которым я, возможно, захочу написать сообщение. Инстаграм подсовывает доску настроений из того, что его алгоритм считает