Читать книгу - "Письма моей памяти. Непридуманная повесть, рассказы, публицистика - Анна Давидовна Краснопёрко"

class="p1">Молчу, знаю: в карауле говорить нельзя. А полицай снова свое. Не выдерживаю:

– Не пущу! Не проси, гад!

Мгла начала редеть. Видно, солнышко проснулось.

И вдруг из землянки – песня, протяжная, слезная:

Здравствуй, мать, привет тебе от сына,

Пишет сын тебе издалека…

Разжалобить меня хочет?

Что я жив, но жизнь моя разбита,

Одинока, нищенски горька.

Признаюсь, что-то защемило в душе. Очень уж слова в песне печальные, а мелодия горькая-горькая!

Только на минутку, на одну минутку тронула меня жалость, а я за нее на себя злюсь. Никчемная слабачка! Вот же они у меня перед глазами: расстрелянные, сложенные штабелями на Кальварии; вот они, детские головки с навечно закрытыми глазами – под Тучинкой; вот обнявшиеся сестричка с братиком, вытянутые из колодца в Лядах.

– Не пой! – кричу я немым голосом.

И чувствую, что сейчас ворвусь в землянку и тогда… Только бы карабин не дал осечки.

– Не пой!

Кричу я снова, хоть полицай в землянке уже молчит. Не имеет он права петь! Нет для таких, как он, песен!

…Скорей бы шел разводящий.

Степка

В отряд Колесникова меня переправлял Степка. В телогрейке и ватных штанах, он сосредоточенно гнал лодку. Кроме меня в лодке было двое «пленников» – так мы называли в то время военнопленных. Им удалось убежать из концлагеря, Степка их также вез в отряд.

Я все еще была под впечатлением пережитого и мыслями возвращалась к нашей поселковой больнице, к спрятанному в схроне оружию, к последним словам Лели:

– За нами следят… Сегодня отходим. Я в отряд Вережкова. Ты – к Колесникову.

Леля была медицинской сестрой. Не знаю, что бы случилось со мной, если бы в беженцах я не прибилась к ней. Леля научила меня всему: делать перевязки, уколы, накладывать шины, чистить оружие и даже… улыбаться немцам.

В ушах все еще звучали «Розамунда» и «Лили Марлен», а также торжественная фуга Баха, которую с таким удовольствием слушал комендант Вальтер в своем кабинете – после удачной акции. Комендатура находилась напротив больницы, и как раз в то время, когда я попрощалась с Лелей и сиганула в обрыв, через форточку неслись ко мне все эти звуки. Видимо, у коменданта и его приближенных было хорошее настроение…

Лодка летела стремительно, придерживаясь крутого, правого берега. Сверху к нам тянулись сухие ветки кустарника, холодный ветер освежал лицо.

Я постепенно успокаивалась, начала присматриваться к соседям. Один из них навалился на другого, младшего, и, казалось, спал. Младший, замученный, с покусанными губами, с тревогой осматривался по сторонам.

Степка время от времени вытирал пот со лба, налегал на весла. Мне хотелось поговорить, и я спросила, быстро ли мы доберемся. Степка молча кивнул. Я предложила ему помощь, но он отказался.

Удивительным было то, что лицо у Степки оставалось с легким румянцем, с нежной кожей – несмотря на суровую партизанскую жизнь.

Он строго глянул на меня синими, как озера, глазами и сказал тихо и страшно:

– Я сегодня смерть видел…

Мы уже много чего насмотрелись за время войны, но от Степкиных слов стало холодно.

– Ночевал я в Чижах. А утром немцы через деревню проехали. Зашли как раз в ту хату, где я на печи спрятался. В доме только дед и мальчик лет десяти. Немцы шнапс просят, а дед глухой, не слышит. Тогда один из них разозлился, и бац в мальчика.

Степка шмыгнул носом и долго греб молча.

– А мальчик… из желудей человечков делал… Немцы за двери, а я – к мальчику. Плачу…

Тут Степка запнулся и закашлялся. Потом снова греб молча.

Один из «пленников» протянул ему самокрутку.

– Не курю, – как-то по-девичьи сконфузился он.

– А пистолеты ты нам отличные дал. Трофейные, видимо?

– Ага, под Сеницей мы тех немцев взяли. Один «обер», а другой «унтер». Привели в отряд, а командир говорит: «Поговори с ними, Степка».

– А ты по-немецки умеешь? – с уважением спросил тот, который предлагал самокрутку.

– Ага, немного… Ну, я все спрашиваю, перевожу. А потом командир приказывает: «Спроси, сколько они наших девчат изнасиловали?» Только я этот приказ не выполнил. Про все спрашивал, а про это… – и он передернул плечами.

Я подумала: сколько ему лет? Наверное, самое большее – семнадцать. Из-под ушанки выбилась прядь светлых волос и развевалась на ветру.

– А ты отсюда? – спросила я.

– Нет, из города, – уклончиво ответил он.

– А здесь как оказался?

– К бабушке в гости приехал, – улыбнулся впервые.

Улыбка его была обаятельная. Я даже засмотрелась на Степку. И очень захотелось сесть с ним рядом.

– А командир ваш добрый?

– Почему «ваш»? Теперь он и твой будет.

– Ну, а какой же он все-таки?

Степка будто обнял глазами округу:

– Отчаянный!

Вдруг внимательно посмотрел на меня и спросил:

– А вы замужняя?

– Н-нет, – даже растерялась я.

Степка ничего не ответил и налег на весла.

Наконец мы пристали к берегу. Озираясь, спрятали в камышах лодку. Степка управлялся со всем довольно проворно, но быстро устал. Щеки его зарумянились еще больше, он посмотрел на свои ладони с красными волдырями от работы с веслами, начал по-детски на них дуть.

Потом повел нас по извилистой болотной тропинке. Впереди виден был лес. Мы дошли до сожженного хутора. В усадьбе сохранились остатки пчельника. Степка вскоре остановился и вскрикнул. Мы увидели разворошенные улья и пчел, которые еле двигались по холодной земле.

Он закинул несколько пчел в улей и печально сказал:

– Жалко… Пчелы замерзнут…

В лес мы успели до темноты. Из кустов услышали:

– Кто идет? Пароль!

Степка ответил коротко:

– Мушка!

* * *

Из лагеря Степка исчез неожиданно, не попрощавшись. У меня была тьма работы, я бросалась от одного раненого к другому. С тревогой думала о Леле. Что с ней? Вышла ли она к своим?

Почему-то мне было тоскливо еще и оттого, что я больше не видела Степку, не сказала ему на прощание добрых теплых слов.

В отряде лишних вопросов не задают. Но я уже знала, что это как раз был тот легендарный разведчик и связной, про которого слышала еще от Лели. Говорили, что это по его, Степковым, донесениям колесниковцы побили полицаев в Чижах и захватили склад с оружием; что Степка привел партизан на автобазу, где парни насыпали в баки машин песка.

Да разве только это!

Имя Степки вызывало в отряде теплую, загадочную улыбку. Я уже и не надеялась встретиться с ним. Но как-то меня вызвал