Читать книгу - "Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел"

английского государства явно обладает этими качествами. Согласно стандартному историческому повествованию, происхождение народа лежит вне пределов досягаемости истории на низменности между нынешними Данией и Германией. Английские историки принимают это начало, не задаваясь вопросом, кем могли быть эти люди до переселения на островную Британию. Однако политические традиции и обычаи, сложившиеся на территории Англии, по крайней мере, столь же древние, как и люди, переселившиеся в Британию. Придя на остров, англы и саксы принесли с собой королевскую власть как форму правления. Хотя это царствование часто изображается как своего рода протодемократия, оно еще не было государством. Английское государство, возникшее в результате конкуренции между англосаксонскими королевствами, постепенно формировалось по мере того, как английский народ объединялся под властью одного суверена. Со временем практика и порядок действий короны привели к появлению общего права, которое в определенной степени является не только формальным изложением правовых принципов и механизмов, но и воображением исторических традиций и обычаев.

В стандартном историческом повествовании точное происхождение народа, суверена и общего права теряется в тумане истории. Таким образом, стандартное историческое повествование, опираясь на туман истории, решает великую дилемму, стоящую перед всеми основаниями, путем создания народа, лидера и общего права. Например, не существует споров о том, был ли первый король, хотя английские историки продолжают спорить о том, когда в истории появился первый «король Англии».

Эти воображаемые артефакты создали исторический нарратив, описывающий создание древней английской конституции — общественного договора, гарантирующего, что английское государство всегда будет соответствовать воле народа, даже если оно продолжает развиваться. Непререкаемый консенсус, которым пользуется древняя английская конституция, порождает и ожидания в отношении осуществления законодательной и исполнительной власти, которые якобы сдерживают современный парламент. Самое главное, что сами члены Палаты общин разделяют эти консенсусные убеждения и добровольно, даже неосознанно, действуют в соответствии с английской конституцией. А если бы они этого не делали, то народ однозначно признал бы нарушение своих прав и принял бы соответствующие меры по исправлению ситуации.

Ритуалы, связанные с открытием парламента, в основном соответствуют и повторяют стандартный исторический нарратив: (1) символически демонстрируя непрерывность народного согласия с начала времен; (2) характеризуя это согласие как якобы добровольное, поскольку оно освящено и продиктовано традицией; (3) тем самым подкрепляя органическое единство английского народа и английского государства. Этот ритуал настолько совершенен для этих целей, что передача суверенитета от короны к Палате общин не привела к существенным изменениям в его исполнении. Церемония открытия парламента отдает должное фундаментальным понятиям суверенитета, народа и прав, оставляя их двусмысленно завернутыми в загадочную «древнюю конституцию». С одной стороны, английское государство обновляется каждый раз, когда открывается новый парламент, поскольку Палата общин теперь заседает как конституционный конвент, полностью контролирующий права и обязанности английского народа. С другой стороны, ритуал, сопровождающий открытие парламента, окутывает этот факт туманом истории, истории, в которой англичане, как считается, давно дали согласие на создание государства.

И это однозначно английское, а не британское государство. Народ Англии не обсуждает условия своего объединения с этим государством, поскольку, якобы, народ и государство — это одно и то же. Положение валлийцев несколько более отстраненное, но, несмотря на несколько запоздалое включение в состав государства, они считаются участниками его создания. Шотландцы же принадлежат к Соединенному Королевству только благодаря переговорам с чужой нацией. В стандартном историческом повествовании мало что обязывает к лояльности английскому государству. А та часть Ирландии, которая все еще остается в составе Соединенного Королевства, делает это из чистого и простого собственного интереса. Уникальное образование, созданное англичанами, работает, как они неизменно сообщают, превосходно для Англии, но очень плохо для остальной части Соединенного Королевства.

И англичане мало что могут сделать для решения этой проблемы, если вообще могут. Если они попытаются переписать стандартное историческое повествование так, чтобы включить в него Шотландию.

Если провести конституционный съезд, который не потребует от шотландцев заранее принять на себя обязательство стать членами единого государства, то последующий торг вполне может привести к отделению Шотландии. Сами узы, создавшие английский народ, английское государство и английское общее право, отталкивают шотландцев, которые, согласно стандартному историческому повествованию, не являются англичанами.

3. Воля народа и основание Америки

От прав англичан до Декларации независимости

Английские политические обычаи, традиции и институты оказали глубокое влияние на американских основателей, причем основное различие между ними заключалось в том, что после разрыва с Великобританией американцы «записали» эти обычаи, традиции и институты в своих конституциях и статутных законах. В 1760 г. и британцы, и американские колонисты считали, что неписаная английская конституция создала и гарантировала «права англичан». Этот комплекс абстрактных принципов, максим и институциональных отношений постепенно вытеснил сравнительно конкретные требования, основанные на индивидуальных хартиях отдельных колоний. Например, когда в 1772 г. королевский губернатор Джорджии отклонил кандидатуру Джона Зубли, избранного Ассамблеей Джорджии в качестве спикера, Зубли сначала сослался на историю парламента в поддержку права Ассамблеи выбирать в качестве председателя кого угодно, а затем добавил: «Англичанин, как я полагаю, имеет право на английские законы, что, как я полагаю, подразумевает законодательство в любом месте британских владений, и это право предшествует любой хартии или инструкции, и принадлежит не по указанию губернатора, а является его [в данном случае колониста] естественным правом».

Такое восприятие древней английской конституции и прав англичан способствовало как выработке единой политической идеологии в отдельных колониях, так и всестороннему усвоению норм и материальных доктрин английского общего права колониальными судами в годы, предшествовавшие революции. Это усвоение было настолько глубоким, что американским юристам стало трудно (а зачастую и невозможно) представить себе право в каком-либо ином виде.

Права англичан категорически не были демократическими в том смысле, что люди могли большинством голосов или иным способом проявить народную волю, либо отказаться от них, либо расширить их. Они были частью «данности» британской политической жизни. Фактически они составляли основу этнической и национальной идентичности англичан, как коллективной, так и индивидуальной. Это, как мы увидим, имело ряд последствий для колониально-метропольных политических отношений в период революционного кризиса. Во-первых, настойчивое утверждение колонистов о том, что они унаследовали права англичан, означало, что американская политическая идентичность в начале XVIII в. была глубоко английской. Во-вторых, эта политическая идентичность означала, что эти права не могли быть скомпрометированы или нарушены метрополией без ущерба для верности колонистов родине.

Колонисты и метрополия принципиально не соглашались с тем, как эти права могут быть распространены и применены в колониях; в конечном итоге спор свелся к утверждению парламента о том, что права англичан, независимо от их значимости для