Читать книгу - "Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо"

деятели вне круга генуэзцев из Севильи также приложили руку к финансированию завоевания Канарских островов: герцог Медина-Сидония, которого Колумб (согласно традиционному мнению авторов XVI века) рассматривал как возможного покровителя; флорентиец Джанотто Берарди, который, вероятно, оплатил часть личного вклада Колумба в первое трансатлантическое путешествие. Этих совпадений достаточно, чтобы завоевание Канарских островов и открытие Америки можно было в какой-то степени рассматривать как деятельность одной и той же группы людей[182].

Другим источником поддержки Колумба при дворе служило окружение наследника престола, инфанта дона Хуана. Тот был кумиром своего необычного маленького двора в королевском доме. Его окружение официально не выделялось в отдельный двор до 1486 года, но слуги, управляющие и компаньоны инфанта составляли отдельную группу с самого его младенчества в конце 1470-х годов. Все вместе это представляло собой странное зрелище: вялый, слабый мальчик, окруженный самыми выдающимися и могущественными мужчинами и женщинами Испании, а также изысканными ритуалами. Атмосфера, сложившаяся возле принца, передана в описании, оставленном одним из его приближенных, Гонсало Фернандесом де Овьедо, будущим историком Вест-Индии[183]. Свиту инфанта составляли люди поистине блестящие, служба при нем поднимала по служебной лестнице к власти и влиянию при дворе и в королевстве. Среди административного персонала были некоторые полезные люди, такие как Гонсало де Баэса, казначей двора инфанта, позже назначенный на соответствующую должность при дворе королевы; Хуан Веласкес де Куэльяр, хранитель счетов, впоследствии занимавший такую же должность при дворе короля; и Хуан де Кабреро, камергер инфанта, которого повысили, чтобы он служил в том же качестве королю. Знакомство с ними могло принести пользу Колумбу в будущем. То были не простые чиновники, а могущественные люди, ключевые звенья в цепи покровительства, с помощью которой монархи стремились увеличить свою власть. Возможности для получения протекции при дворе инфанта были ограничены, поскольку его свите платил непосредственно королевский секретарь. Тем не менее, как заметил Овьедо, «казначеи могут приносить выгоду в силу своих обязанностей», через них получали прямой доступ к королю и королеве, расширявшийся по мере продвижения их карьеры.

Наряду с чиновниками имелись еще «компаньоны» инфанта: его ровесники, занятые в качестве товарищей и участников развлечений, к ним присоединился и сын Колумба Диего в 1492 году[184], а также группа пожилых людей, опекающих инфанта и занимающихся его развитием. В младшую группу входил Антонио де Торрес, будущий губернатор Гран-Канарии и товарищ Колумба, а в старшую – Николас де Овандо, будущий губернатор Эспаньолы. Роль постоянного опекуна инфанта выполнял брат Диего Деса из ордена доминиканцев, воспитавший своего подопечного, по словам Овьедо, «отлично обученным всему, что подобало королевской особе; в особенности принц был убежденным католиком и изрядным христианином». Однако ум инфанта был поверхностным и негибким, и религиозные штудии – единственное, к чему он проявлял наибольшее пристрастие. Подобному воспитанию способствовала вся атмосфера двора дона Хуана:

«Во времена инфанта, моего господина, за его столом, в его уборной, на его кухне, за чашкой, или в буфете, или в любом другом занятии где бы то ни было во дворце от самого его порога не было места ни для одного человека, который не был бы человеком благородного происхождения, дворянином чистой и несмешанной крови или, по крайней мере, происходившим из семьи, которая всегда была христианской, за исключением двух или трех человек, которых я предпочитаю не называть и которых назначила королева еще до того, как у инфанта появились собственный двор и финансы; и они, как было хорошо известно, были чужды инфанту и лишены его милости и благоволения»[185].

Овьедо также утверждал, хотя и менее безапелляционно, что Хуан стал «хорошим латинистом», но по правде говоря, инфант неспособен был говорить на латыни или заниматься какой-либо другой интеллектуальной деятельностью. Он свободней чувствовал себя, рискуя мелкими ставками в азартных играх или пересказывая шутки своего парикмахера, чем за серьезной учебой. Тем не менее в его уборной имелся столик для шахмат, и можно предположить, что он понемногу тренировал свой ум, опорожняя кишечник. Он оставался инфантильным, даже выйдя из отрочества: такое поведение отвечало потребности в безопасности при дворе, где от принца ждали ответственности и величия, намного превосходившего его скромные возможности. Он никогда не спал без света ночника. Он был ненасытным сладкоежкой. Его буфет постоянно полнился сладостями, которыми он мог лакомиться, особенно фруктовым вареньем, густым айвовым желе из Валенсии, воздушными смесями из яичного желтка с сахаром и анисовых шариков. Отчасти это могло быть унаследованным вкусом, – известно, что его родители объедались сластями по крайней мере во время одного королевского визита в Валенсию. Все дети монархов, по-видимому, воспитывались на сиропе из розовых лепестков, что отмечено в хозяйственных отчетах Изабеллы: инфант мог за год выпить сиропа на такую сумму, которой хватило бы, чтобы в течение года содержать вооруженного солдата. Ненормальная жадность Хуана к кондитерским изделиям дополняет другие его инфантильные черты. Можно также предположить, что проблемы принца усугублялись тем, что королевские обязанности Изабеллы лишали мальчика материнской любви. Также этим можно объяснить его преувеличенную привязанность к своей няне, доверенному лицу Колумба Хуане де Торрес-и-Авиле. «Я больше, чем кто-либо другой, должен быть твоим мужем» – вот типичный пример письменного обращения Хуана к ней[186].

Вялый мальчик был окружен изысканными придворными ритуалами. Его обычный день начинался с того, что приходили трое слуг, чтобы помочь ему одеться и умыться в двух серебряных тазах. Оруженосец пристегивал полагающийся инфанту меч и кинжал. Являлись парикмахер и сапожник, которые «выдумывали всякие нелепости». Хуан совершал утреннюю молитву, слушал мессу и садился за уроки с Диего Десой. Когда не было придворных мероприятий или охоты, он развлекался за игорным столом со скромными ставками или раздачей милостыни нищим и просителям, а также чаевых торговцам и прислуге. Больше всего тратилось на одежду. Во время вечернего туалета, когда он мыл руки, воду на них выливал Хуан де Кабреро, или его преемник Хуан де Калатаюд, или, в случае нахождения в это время при дворе инфанта, один из грандов Кастилии в неизменном порядке старшинства: коннетабль Кастилии; адмирал Кастилии; герцог Медина-Сидония; герцог Инфантадо, маркиз Вильена, граф Бенавенте. Наконец, раздеваясь, инфант разбирался с прошениями и памятными записками, накопившимися за день.

Неясно, что особенно расположило членов королевского двора к Колумбу. В отличие от лиц, финансировавших завоевание Канарских островов, у них не было очевидного интереса к Атлантическому проекту, и можно предположить, что за этим скрывались какие-то неизвестные личные связи. Однако несомненно, что в окружении инфанта нашлось несколько преданных друзей Колумба. Самым выдающимся среди них был брат Диего Деса, наставник инфанта, с которым, как явствует из более поздних