Читать книгу - "Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо"

монархов, увенчанных папой римским перед Гробом Господним короной правителей Иерусалима. В 1489 году он мог быть свидетелем приема группы францисканцев – хранителей места погребения Христа[171]. Согласно более поздним воспоминаниям, Колумб предлагал в обращениях к монархам о покровительстве для атлантического путешествия, чтобы прибыль была направлена на организацию крестового похода на Иерусалим. На протяжении всего дальнейшего жизненного пути мысль о Иерусалиме никогда не покидала его, и он часто вспоминал о нем, как мы увидим, особенно в моменты сильного душевного напряжения. Если, как кажется вероятным из заметок на полях, его интерес к вычислению времени наступления Тысячелетнего царства пробудился уже в 1480-х годах и название «Иерусалим» уже имело для него особое значение, легко понять, почему для него двор «Короля и Королевы Иерусалима» показался особенно благоприятным и вдохновляющим местом.

Спустившись на более обыденный уровень, нужно отметить, что испанская промышленность, торговля и судоходство переживали период процветания, здесь имелись средства для вложений, что создавало дополнительную необходимость поиска торговых путей и экзотических рынков. Конкуренция на всех уровнях между Испанией и Португалией редко была более напряженной, чем на тот момент. В договоре, положившем конец войне 1479 года, два королевства разделили сферы будущей экспансии: Канарские острова, включая все еще не открытые, с частью африканского побережья напротив них, должны были принадлежать Испании, а остальная часть материковой Африки оставалась исключительной добычей Португалии. Однако никакое соглашение не могло быть окончательным в царившей тогда нестабильной обстановке, и к 1482 году, во время переговоров о браке между двумя династиями, все эти условия снова пошли в переплавку[172].

Поэтому было естественно, что в 1480-х годах Колумб в поисках покровителя колебался между Португалией и Испанией. Более того, Фердинанд и Изабелла – не единственные покровители, которых могла предложить Испания; если верить традиции, определяющей 1485 год датой переезда Колумба в Испанию, он, похоже, провел там больше года, завязывая несколько более скромные связи. Заморская экспансия не была в Испании, как в Португалии, давно устоявшейся вотчиной «государственного сектора», жестко контролируемой, а в некоторых сферах строго монополизированной короной. В Испании эта область была открыта для любого испанского подданного, у которого имелись средства и намерения направить несколько кораблей на захват рабов, завоевать берберский город, незаконно торговать в Португальской Гвинее, захватить какой-нибудь из Канарских островов или вторгнуться в королевство Гранада – а то и попытаться переплыть Атлантику, если очень захочется. Предприятия, подобные предложенному Колумбом, добавляли блеск славы к надежде на коммерческую выгоду, и ни то ни другое не было ниже достоинства знатного человека в Испании того времени. В частности, граф Мединасели вложил значительные средства в коммерческие морские предприятия и имел традиционные семейные связи с участниками испанской экспансии на Канарских островах, а герцог Медина-Сидония занимался мореплаванием, поставками продовольствия и торговлей сахаром и был заинтересован в участии в завоевании Канарских островов.

Так что Колумб сначала искал покровительства у этих потенциальных спонсоров. Согласно воспоминаниям Мединасели, он предложил путешествие «в Индии». Обращаясь к этому «мещанину во дворянстве», Колумб, по-видимому, делал акцент на самом блестящем призе, а не на открытии неведомых Антиподов или новых островов. Ему требовалось всего лишь «три или четыре каравеллы, потому что большего он не просил». Его план был воспринят положительно, и Мединасели позже утверждал, что поддерживал его в течение некоторого времени, но потом, похоже, посчитал, что проект такого масштаба требовал королевского одобрения. Путешествие в Индии обязательно означало бы нечто гораздо большее, чем чисто коммерческий проект, включая вопрос о принадлежности посещаемых земель, переговоры с Португалией и, без сомнения, обращение к папе римскому. Отправляя Колумба к королевскому двору, Мединасели, возможно, также учитывал его угрозы предложить свой проект во Франции. Поскольку то была форма шантажа, к которой Колумб часто прибегал в своих более поздних отношениях со своими покровителями, ссылка Мединасели на данное обстоятельство вполне правдоподобна[173].

В начальный период жизни в Испании (если верна столь ранняя дата знакомства Колумба с Мединасели) Колумб вступил в интимную связь с Беатрис Энрикес из Кордовы. Она была дочерью крестьян и воспитанницей своего дяди Родриго Энрикеса де Араны, который стал более-менее состоятельным человеком. Но ее семейные связи, включавшие таких скромных ремесленников, как плотники и мясники, были не тем, что Колумбу требовалось от потенциальной жены. По всеобщему мнению, Колумб не был склонен к сексуальным приключениям. Ему вменялась только еще одна любовная связь вне брака. Его реакция была заметно ханжеской, когда его попутчики вступали в сожительство или беспорядочные половые связи с местными женщинами в Новом Свете. Позже в жизни он усвоил привычки монаха, живущего в обители, носил соответствующую одежду и, как правило, предпочитал общество монахов обществу женщин. Однако неопровержимым доказательством его склонности к Беатрис стало рождение их сына Фернандо в ноябре 1488 года. Фернандо оказался в высшей степени способным мальчиком, которого Колумб признал с гордостью. Он сопровождал своего отца в последнем плавании в Новый Свет, написал о нем воспоминания и стал одним из самых известных литераторов своего времени. Колумб официально усыновил его и недвусмысленно рекомендовал своему законному старшему сыну: «Давай советы своему брату, как старший сын должен советовать младшему. Он – единственный брат, который у тебя есть, и да будет хвала нашему Господу за то, что он именно такой, какой тебе нужен, ибо он оказался очень образованным человеком»[174].

Положение его матери так и не было узаконено: брак с женщиной столь скромного происхождения поставил бы под угрозу с таким трудом завоеванный статус Колумба. Однако Колумб относился к ней, по-видимому, ответственно и даже нежно. В одном из своих поздних писем старшему сыну он напомнил ему: «Возьми Беатрис Энрикес под свою опеку из любви ко мне так же внимательно, как ты заботился бы о собственной матери. Проследи, чтобы она получала 10 000 мараведи в год сверх ее дохода от мясного предприятия в Кордове». В последнем дополнении к завещанию он заявил, что его забота вызвана «очень большими обязательствами» перед ней и призвана «успокоить мою совесть, ибо это тяжким грузом лежит на моей душе». «Причина этого не может быть законно записана», – добавил он с очевидным намеком на незаконность их отношений и столь же очевидным оттенком раскаяния[175].

Вполне вероятно, что Беатрис Энрикес была у него не единственной любимой женщиной в Кордове, поскольку он, возможно, также встретил там даму, с которой не было подтвержденного романа, но была связь, о которой ходило много слухов. Беатрис де Бобадилья слыла одной из самых жестоких и красивых женщин Испании. После романа с самим королем она отправилась на Канарские острова в 1481 году в качестве жены конкистадора Эрнана Перасы Младшего. Когда тот был убит восставшими местными жителями в 1488 году, ей суждено было стать полноправной хозяйкой