Читать книгу - "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения - Коллектив авторов"

Ты живешь без недосыпа,

И твой мед – сплошная липа.

Да, не был я на той войне

Да, не был я на той войне,

Родился в год послевоенный,

Но все равно живет во мне,

Проникла с кровью прямо в вены.

И в наши детские бои

Она проникла слишком явно:

«Чужие» есть, и есть «свои»,

И не была игра забавной.

И ненависть, и гной, и пот,

И пули свист, вой бомб, разрывы…

Она всегда во мне живет,

Война, а с ней ее нарывы.

Стихи перекипали, не родившись

…они перекипают во мне, не родившись, потому что я не в силах делать две вещи зараз: воевать и писать.

Эммануил Казакевич

Стихи перекипали, не родившись,

И не являли миру образ свой.

Поспать часок бы, с головой укрывшись,

Потом опять заняться бы войной.

Но и во сне бурлят десятки строчек,

Сон краток, но еще короче стих.

И ничего не вспомнить, кроме точек,

В окопе. Среди точек огневых.

Уже дороги не тележны

Уже дороги не тележны,

И от авто рябит в глазах,

Но дали есть еще безбрежны

И тропки тайные в лесах.

Когда уйдешь, рюкзак за плечи

И мысль, как кепку, набекрень,

О вечном да о человечьем,

А о насущном думать лень.

Посижу под цветущей я грушею

Посижу под цветущей я грушею

В тишине, никуда не спеша,

И к незлобному сердцу прислушаюсь,

Убеждаясь, что жизнь хороша.

Все бегом и бегом, и, умаявшись,

Вдалеке от земной красоты,

Впопыхах, второпях ты листаешь жизнь,

А страницы ее все ж пусты.

Все поступки, желания мелочны,

Так обыденна их круговерть,

Да кому интересны те перечни?

Спишет главный бухгалтер все – смерть.

Ты лови золотые мгновения

И в природе на миг растворись,

Моментально отбросишь сомнения

И поймешь, за что любишь ты жизнь.

Скажите их

Мне пожелали: «Добрый день!» –

И он действительно стал добрым,

Гляжу глазами сытой кобры,

Исчезла будничности хрень.

Возникли праздника черты,

Не всенародного, но все же.

Мне личный праздник нужен тоже

Средь суеты и маеты.

Как мало надо слов простых,

Чтоб сделать нашу жизнь светлее.

Я не прошу вас быть добрее,

Всего-то дел – скажите их.

Как эти я люблю мгновения

Как эти я люблю мгновения:

Еще не схлынул солнца жар,

Сторожкие ветра осенние

Гостить заходят на бульвар.

Пока лишь только дуновения,

Не рвут, а гладят желтый лист,

Притворные в своем почтении,

Не заглушают птичий свист.

Не доставляют огорчения,

Не прерывают променад

И делают часы вечерние

Еще прекрасней во сто крат.

Иногда думаешь: «там будет хорошо»

Иногда думаешь: «Там будет хорошо».

Хотя знаешь, что там ничего не будет.

Но хочется уйти со спокойной душой,

Зная: будет хорошо здесь близким людям.

И с этой хрупкой надеждой забрезжит свет

В той пустоте, где тьма вечно пребудет.

Не так страшно, что тебя уже больше нет,

Если они есть и им хорошо будет.

О счастье

Где ты, мое еврейское счастье?

Белорусское счастье, русское счастье?

Не могу я разбить вас на части,

Просто светлые дни и ненастье

Незаметно так слились в одно, и давно.

Ни при чем государства и власти,

На Земле нашей беды, напасти

У людей без различия масти,

Всюду рядом зубастые пасти,

То ли сном наяву, то ли страшным кино.

Лучик солнца успел все ж украсть ты –

Есть стихи, внуки светлы, горласты.

Кто вопит там: «Не нашей ты касты!»?

Одинаково склеим все ласты.

Я пытался в будущее открыть окно.

Дядя Боря

Дядя Боря, дядя Боря…

Люди думают: «Простак!»

Никогда ни с кем не спорит,

Улыбается, чудак.

С кожею на «ты», с мехами,

Потому что он – скорняк.

Никогда жене Нехаме

Не пеняет, что не так.

Все работа и работа,

Непонятно, когда спит.

Внуки бегают, босота,

Хоть мешают, дед простит.

Нож скорняжный и булавки –

Аккуратно все лежит.

Рядом на кургузой лавке

Тора, чистенький талит.

Перерывы на молитву

И короткий перекус,

Вновь за нож, острей, чем бритва,

Кож шматки на разный вкус.

В Минске он скорняк известный,

Знают все, но не сдают.

Жены, дочки знати местной

У него обновки шьют.

Был малыш я, непонятной

Мне казалась жизнь его:

Притирался к суррогатам –

Жить как хочет большинство.

И в цепочке из историй,

Что как будто ждут суда,

Дядю Борю, дядю Борю

Вспоминаю иногда.

…Сотню лет прожил он с Богом

И работой – все, что знал.

И в Нью-Йорке в синагоге

Умер. Тот его позвал.

Мы бронзовеем не от славы, а от солнца

Мы бронзовеем не от славы, а от солнца

И привыкаем к вам, пустынные ветра.

А глянешь в зеркало и вдруг увидишь клонца:

«Уже