Читать книгу - "Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Утром того дня Александра Федоровна отправила в Петроград к Протопопову генерала Гротена. Тот вернулся и в 3 часа дня был принят императрицей. Гротен «привез ей успокоительные заверения от министра»[1754]. После этого она садится за письмо мужу: «Погода теплее, 4 1/2 гр. Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова, и против них вызвали казаков. Все это я узнала неофициально… Я надеюсь, что Кедринского (так Александра Федоровна шифровала Керенского — В. Н.) из Думы повесят за его ужасную речь — это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твердость… Беспорядки хуже в 10 часов, в 1 меньше — теперь это в руках Хабалова… Ну, у Ани корь, в 3 у нее было 38,3, у Татьяны тоже, и тоже 38,3. Ал. и Ольга — 37,7, 37,9. Я перехожу из комнаты в комнату, от больного к больному».

Император напишет в ответ: «Итак, у нас трое детей и Аня лежат в кори!.. И все это случилось, как только я уехал, всего только два дня назад! Сергей Петрович (Федоров — В. Н.) интересуется, как будет развиваться болезнь. Он находит, что для детей, а особенно для Алексея, абсолютно необходима перемена климата после того, как они выздоровеют — вскоре после Пасхи… Мой мозг отдыхает здесь — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания. Я считаю, что это мне полезно, но только для мозга. Сердце страдает от разлуки. Я ненавижу эту разлуку, особенно в такое время!»[1755].

В кабинете Николая побеспокоил Воейков: «В пятницу днем я получил из Петрограда от своего начальника особого отдела известие, что в Петрограде неспокойно и происходят уличные беспорядки, которые могут принять серьезные размеры, но что пока власти справляются… Полученные сведения навели меня на мысль просить Государя, под предлогом болезни наследника, вернуться в Царское Село… Государь на это возражал, что он должен побыть дня три-четыре и раньше вторника уезжать не хочет»[1756]. Основания для беспокойства у Воейкова были.

Утром Хабалов еще надеялся обойтись без жестких мер, оценивая возникший кризис как проблему продовольственную. В выпущенном им обращении отсутствие хлеба в отдельных лавках объяснялось ажиотажным спросом: «За последние дни отпуск муки в пекарни для выпечки хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно»[1757]. Но эффект от развешанного по городу объявления Хабалова был нулевым, если не считать потянувшихся к нему возмущенных депутаций. Сперва явились представители мелких пекарен, которых начали громить за то, что они прячут муку, которой в Питере якобы хватает. Доказывали, что муки у них нет, а если и есть, то печь хлеб некому, поскольку рабочих забрали в армию. Хабалов увеличил отпуск муки и пересылал прошения об отсрочке от призыва в Генштаб. Затем пришла депутация от общества фабрикантов, требовавших выделять муку непосредственно на фабрики.

А между тем с самого утра одна за другой стали приходить сводки о новых беспорядках. «В 8 часов утра к Орудийному заводу, накануне временно закрытому, стали сходиться рабочие этого завода. В то же время к Литейному мосту стали стекаться рабочие с Выборгской стороны. Здесь группировки рабочих не допускались разъездами от жандармского дивизиона и конно-полицейской стражи и были совершенно рассеяны прибывшими казаками. Около 10 часов утра движение рабочих с Выборгской стороны усилилось. Огромная толпа, заняв Литейный мост во всю его ширину, двигалась к д. № 1/2 по Литейному проспекту… К 11 часам утра на Невском образовалась огромная толпа, рассеянная конными частями», — сообщал первый участок Литейной части. «В 9 часов утра к Александровскому мосту стянулись бастующие рабочие Выборгского района числом до 40 000 человек, — информировали из Выборгской части. — У моста находились: наряд полиции, две с половиной сотни казаков и две роты запасного Лейб-гвардии Московского полка, которыми толпа эта была рассеяна и на мост не допущена»[1758]. И так далее из всех концов города.

Около 11 часов Хабалов своим приказом передал функции «охраны порядка и спокойствия столицы» военным властям — самому командующему Петроградским военным округом и подчиненным ему начальникам районов, под руководство которых поступала полиция. Это была, пожалуй, роковая управленческая ошибка. Ее разбору уделил большое внимание генерал Глобачев: «24 февраля генерал Хабалов берет столицу исключительно в свои руки. По предварительно разработанному плану, Петроград был разделен на несколько секторов, управляемых особыми войсковыми начальниками, а полиция была почему-то снята с занимаемых постов и собрана при начальниках секторов. Таким образом, с 24 февраля город в полицейском смысле не обслуживался. На главных улицах и площадях установлены войсковые заставы, а для связи между собой и своими штабами — конные разъезды. Сам Хабалов находился в штабе округа на Дворцовой площади и управлял всей этой обороной по телефону.

Итак, убрав полицию, Хабалов решил опереться на ненадежные войска, так сказать, на тех же фабрично-заводских рабочих, призванных в войска только две недели тому назад, достаточно уже распропагандированных и не желающих отправляться в скором времени на фронт. Отчасти, конечно, вина за такое решение лежит и на градоначальнике Балке, который, по-видимому, чтобы снять с себя всякую ответственность, уже 24 февраля отдал город в распоряжение войскового начальства, между тем как еще в то время он мог не допустить беспорядков и восстания, ограничиваясь мерами исполнявшей до конца свой долг пешей и конной полиции и Петроградского жандармского дивизиона. В крайнем случае, он мог вызвать для содействия к подавлению беспорядков некоторые наиболее стойкие кавалерийские части. Судьба Петрограда, а вместе с тем и всей России, была отдана во власть неблагонадежного Петроградского гарнизона»[1759].

Столь же негативного мнения об инициативе Хабалова был Спиридович, полагавший, что прекращение беспорядков — специальная профессиональная работа, которую можно поручать исключительно людям, знакомым с психологией толпы. «Только такой человек, имеющий опыт службы и практики, может знать, когда и какой надо применять прием против демонстрантов, против толпы. Только он может правильно решить, когда надо прибегнуть к крайнему средству, к огню. И он решает этот вопрос на месте, а не сидя в кабинете. В Петрограде по чьей-то нелепой инициативе был выработан знаменитый план подавления беспорядков. Его и стали