Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев"

Поначалу «Рамзай» использовал только информационные возможности Смедли, да и то частично. Но постепенно лёд в их отношениях был растоплен, они стали доверительными. Поэтому когда встал вопрос о временном направлении Зорге в Кантон, Агнес согласилась также перебраться в этот город. «Я уже ряд месяцев работала с Зорге и поехала с ним в Кантон», – лаконично сообщала об этом сама Смедли.

Итак, 3 мая 1930 г. Рихард Зорге в сопровождении Агнес Смедли выехал в Кантон. К этому времени усилиями Мишина и Клаузена там уже была развёрнута рация. 27 мая в Центр была отправлена первая информационная телеграмма из Кантона о положении на Юге Китая. Большинство из материалов «Рамзая» из Кантона получили высокую оценку.

По телеграммам были видны и источники получения информации Зорге: это и германский консул в Кантоне, и китайский редактор иностранного отдела органа Ван Цзинвэя в Гонконге, и корреспондент «Дейли геральд». И, конечно же, Агнес Смедли.

В июне Кантон посетил «Шериф» – Улановский. О результатах своей поездки он докладывал в конце июня из Шанхая: «Вернулся из Кантона. Рамзай легализован хорошо. Может работать не меньше полгода». Улановский сообщил в Центр о просьбе «Рамзая» прислать ему помощницу – Фриду Шифф, которая работала раньше в Коминтерне. По словам «Рамзая», Шифф была известна «нашим работникам Людвигу и Зигмунду». Поразительно, но именно Фриду Шифф просил прислать в Шанхай «для закрепления организационных связей» ещё летом 1927 г. Г. И. Семёнов. Знакомство с ней «Рамзая», а вероятнее всего, развитие этого знакомства, произошло при подготовке к изданию на русском языке его монографии «Новый немецкий империализм».

Макс Клаузен вспоминал, что из всех начальников, с которыми ему приходилось работать, Рихард Зорге был лучше всех. Он был очень требовательным в работе и лучшим другом в свободное время. Но жили они в Кантоне недолго. Первым уехал обратно в Шанхай «Рамзай», спустя некоторое время, обучив Мишина работе, туда же вернулся и Макс.

Характеризуя этот период работы Зорге, Шериф писал: «Связи Рамзая обширны, но не агентурного характера». Шериф был не доволен характером своих взаимоотношений с Рамзаем кантонского периода. Так, в «Оргдокладе» за май, июнь и июль 1930 г., отправленном в Центр он с обидой писал: «В этом докладе я должен остановиться также на взаимоотношениях с Рамзаем. При отъезде Рамзаю вами была обещана полная независимость от меня в работе. Пока Рамзай работал в Шанхае, все было прекрасно. Мы виделись ежедневно, обсуждали всю работу и делились информацией. После отъезда Рамзая положение изменилось к худшему. Мы не ссоримся, конечно, Рамзай делится со мной при случае всякими организационными новостями, но, основываясь, очевидно, на этой независимости упорно отказывается делиться этой информацией, не считая, конечно, его докладов, которые он сдаёт мне для пересылки, но перед самой отправкой. Между тем, регулярный и частый обмен информацией, необходим как мне, так и ему. Я думаю, вам следовало бы сделать ему соответствующее указание, иначе мне придётся поставить в его городе параллельную работу».

Улановского обижало, что «Рамзай» направлял информацию в Москву, минуя Шанхай. Но, видимо, иначе и быть не могло при прямой радиосвязи Кантона с Центром и отсутствии таковой между Кантоном и Шанхаем. Каких-либо организационных вопросов с Зорге Центр в это время не решал, а Рихард ничего и не запрашивал по этому поводу.

5.6. По улицам Шанхая «бродит» «капитан Пик»

С первых дней перед Улановским стояла задача создания «крыши» на период пребывания в Шанхае. Неосмотрительность в высказываниях на борту теплохода при следовании в Китай привела к тому, что с самого начала пришлось отказаться от роли потенциального продавца оружия. Но, видимо, такая деятельность и не могла прикрывать пребывание «Шерифа» в Шанхае, учитывая столь негативное отношение к ней со стороны английских властей в Китае. Первые же попытки «Шерифом» использовать мандаты и рекомендательные письма, полученные им в Роттердаме и от Шельда Консорциум, были бы пресечены английской полицией.

В качестве фотокорреспондента Улановский безрезультатно обошёл редакции некоторых англо-китайских журналов. Попыток же по обеспечению фотохроникой из Китая фотоагентств в Германии, представителем которых он являлся, «Шериф» не предпринимал. До сих пор не известно, имел ли он, вообще, навыки фотографирования или в тот момент не считал это необходимым. Вот и всё.

Оставалась фирма «Эмерсона» – Гольпера, которая уже служила «крышей» «Джиму». Тем более, что Центр дал на то своё согласие. Гольпер, по словам Улановского, «весьма холодно отнёсся к моему запросу, заявив, что ему нужно две-три недели, чтобы подумать и посоветоваться с братом». Результат переговоров не мог не оказаться положительным, и «Шериф» стал сотрудником фирмы, в которую были вложены деньги Центра. Как бы то ни было, помимо представления прикрытия для руководящих сотрудников резидентуры, братья «Эмерсон» по дороге в Европу для закупки товара, продолжали доставлять в Москву почту шанхайской резидентуры. Через них также обеспечивался перевод денег из Берлина в Шанхай.

Так, 11 января 1930 г. в Шанхай пришла телеграмма: «Эмерсон прибыл и привёз Вашу почту исправности». 29 января в Шанхай поступило сообщение: «1) Отдано распоряжение Берлину перевести от имени приехавшего Эмерсона адрес фирмы для Вас 5000 ам. д. …». 19 марта «Шериф» доносил в Москву: «Числа 24-го посылаю с братом Эмерсона в книге дислокацию, денежный отчёт и китматериалы. Устройте визу». И спустя месяц материал был доставлен в сохранности. 9 мая Шериф телеграфировал в Центр, что он использует, на сей раз, «для посылки материала» Стелу, дочь «Эмерсона».

Посещение Александром Улановским Шанхая и Ханькоу в 1927 г. с делегацией ТОС (Тихоокеанского секретариата профсоюзов), который активно действовал в то время в Китае как орган солидарности моряков и докеров Тихоокеанского бассейна, дало о себе знать в первых же месяцах пребывания «Шерифа» – Улановского в стране. Он, как следовало из его доклада в Центр, совсем уже было приготовился «войти» в немецкое общество, как совершенно случайно на улице столкнулся с немцем-купцом, с которым ехал в 1927 г. во Владивосток из Москвы в одном вагоне. Этот немец не только видел Улановского вместе с генеральным секретарём Профинтерна А. Лозовским, но и слышал его выступление под своим настоящим именем на Тихоокеанской конференции профсоюзов, состоявшейся 19 мая 1927 г. в Ухане. Поэтому от вхождения в немецкое общество пришлось воздержаться.

Но, как вскоре выяснилось, по Шанхаю «бродил» ещё один знакомый Улановского, далеко не последний – «капитан Пик», который должен был помнить его по Ханькоу. Чешский «сапог», по словам самого Улановского, был у него «паршивый», но менять его уже было поздно. На всякий случай у Улановского был на руках