Читать книгу - "Собрание сочинений. Том 2. Мифы - Генрих Вениаминович Сапгир"

висит

будто чужое

сама толста

груди – по бокам

живота —

складки складки —

нет загадки

зато на сером пляже —

одичавшие горожане

палатки

еловые ветки на брезенте

«весь израиль

удалился в кущи»

приволье и праздник

все лето

старики приветливы

всегда помогут

объяснят молодым:

в лавку в поселок —

надеть хоть шорты

могут побить

она вдруг схватит

выше локтя

или за колено:

«какой вы мускулистый!» —

и скорей – о мужестве

о спорте…

учит он:

«надо загорать ровно»

«вы простите меня старика» —

и всё гладит по спине

плечам и шее

девушку —

втирает масло в кожу…

вечером походная деревня —

серебро реки – стихает рано

от жары островерхие палатки

все раскрыты:

где костер

где лампочка – аккумулятор

освещают вечеряющих нудистов

в темноте гудит пароход

возле сосен

лысый и костистый —

он похож на Сологуба Федора

и на обезьяну – гамадрила

темная она —

окатный камень

1995

МАМАРДАШВИЛИ

1

помню я Мамардашвили с трубкой

блеснуло –

Енисей

со всеми своими притоками

отпечатался в небе

видел я Мамардашвили в бронзе

и рассыпался

сухим оглушительным треском

похоже на тоннель

метро…

смуглый лоб с залысинами – крупно

смотрит на меня из текста книги

2

«все есть ничто – сказал философ —

и обойдемся без вопросов»

и глядя (слышу и плыву)

на лоб его —

и переносицу

я успел –

«что есть ничто?» – сказал другой

и дрыгнул нервною ногой

на земле

под забором –

каждая доска

древесным рисунком

подробно –

каждая травинка

возносится

в свет –

«вы есть ничто! – заметил третий —

как жаль что нет меня на свете»

выхватить из мрака

жалкую

взъерошенную мысль

ЕДИНОБОРСТВО

Эрнсту Неизвестному

1

среди высоких коробов

среди сугробов

и гробов

на Сретенке

на Парк-авеню —

и на проспекте Мира

выпячиваясь из окон

проламывая стенки ну! —

(…пусти несчастный!)

вылазит мышцами бетон —

(…стада фигур своих пасти)

из ящиков

вскакивают гвозди! —

скрипит сгибаясь арматура —

и по Нью-Йорку

Москве и Екатеринбургу

по парку

по травке в горку

топает скульптура:

скрюченные

скособоченные

раскоряченные

развороченные

и растянутые

и раздвинутые

и раздавленные

продырявленные

вкось разваленные

вдоль распиленные

думы каменные

печи доменные

свечи пламенные

изнутри себя разрывающие

раскрытые распятые

рожающие!

головы промеж ног держащие

кричащие зовущие

мычащие!

торжествующие!

прославляющие!

…а помнишь мастер

в тебе взывали великаны

спешили вырасти

орущие вулканы

боли и ярости

«кто мы?

фантомы

в море

Соляриса…

ты нас

родил из головы

как Зевс

Афину!

хоть мы мертвы

наполовину

но мы наполовину

уволь яволь

и дух и воля

из всех углов —

толпа голов

чуть усомнись

тебя мы сами —

кубическими лбами

носами и задами

и плоскими ступнями – утюгами…»

твой – стиснув зубы – смех!

ты – сам их всех!

…и прорастая из метро

из книг

возник

сноп людей и быков

и кентавров

разрывая слои облаков —

из мышц и кулаков

и грохота литавров —

вот памятник – двойник

(на нем твое тавро)

…в небе – ломаный высверк —

силуэтом

на том

берегу

…оказалось что ты и Нью-Йорк

соразмерны друг другу —

и окно твое в парк

2

одна мастерская

была у метро АЭРОПОРТ

(…и сам замучился как черт

за форматором гипс таская)

натурщицы вращались

превращались…

вторая —

на Сретенке

(он их и лапал и лепил —

знал все их родинки

играя)

…уже не помещались

ставил к стенке

…толпою толки

и бутылки —

(а я всё думал: кто кого —

общественность ли Эрнста съест

или в ЦеКа сожрут его

или спасут заказчики…)

четвертая дыра

аж на проспекте Мира!

уже в проекте – переезд

…на солнце посреди двора

сам заколачивал ящики

а пятая – в районе Сохо

серьезен Эрнст

как городской пейзаж

как пласт земли могуч и свеж

как вопли Цадкина отверст

и целен как сама эпоха

о третьей и не говорю:

там он ворчал и пил —

такая процедура

а не ворочал не лепил —

«натура – дура!» —

и вообще она была Сидура

по совести (я понимаю

что двух других я не упоминаю)

там под гитару

Лемпорта и Силиса

так пили —

все в памяти моей перекосилися!

и пели пели

с одушевленной глиной хором

(тогда любили как лепили)

под голой лампочкой

со свечкой —

и в этом нереальном свете —

закусим сыром

на газете! —

плеснула – щедрая рука

…и чья-то девичья головка —

между Сидуром и Сапгиром

3

…на Севере по крайней мере

воздастся каждому