Читать книгу - "Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр"

хоть какого-нибудь вывода, который мог бы внести ясность в текущую ситуацию. Вступать в конфронтацию с сегодняшним днем она опасается из чувства самосохранения. Да и литературная элита новой буржуазии не решается ни всерьез продвигать материалистическую диалектику, ни открыто противостоять напору низов, ни хоть на шаг выйти за установленные границы своего класса. И всё-таки она могла бы встать на твердую почву, если бы, отказавшись от всякой идеологической защитной оболочки, направилась к месту излома нашей общественной конструкции и на этом форпосте вступила в дискуссию с социальными силами, которые ныне определяют действительность. Только здесь, и больше нигде, можно добыть знания, возможно позволяющие создать настоящую художественную форму. Потому что действенность, в какой нуждается эта форма, достижима только для суждений более продвинутого сознания, а оно может развиться здесь – и только здесь. Благодаря сознанию, дающему опору, может возникнуть литературное содержание; а если оно возникает иначе, то в настоящем времени эта форма остается для нас под запретом. (Если выше было сказано, что смятение само может обрести эпическую форму, то сейчас следует добавить: это возможно только при участии самого продвинутого сознания, способного разобраться в этом смятении.) Биография как форма новобуржуазной литературы – свидетельство бегства; точнее, уклонения. Чтобы не скомпрометировать себя знанием, которое может поставить под вопрос существование буржуазии, биографы-писатели топчутся у порога, куда их выталкивают мировые события. Но не переступают его, а вновь сбегают с передовой в буржуазный тыл, что и доказывает анализ среднего уровня биографий. Все они хоть и всматриваются в историю, но так растворяются в своем созерцании, что к настоящему уже не возвращаются. В выборе исторических величин они малоизбирательны, во всяком случае, он делается без оглядки на текущую ситуацию. Они хотят освободиться от психологии, наполнявшей довоенную прозу, но при этом, несмотря на кажущуюся объективность своего материала, работают отчасти со старыми психологическими категориями. Они вытолкали неблагонадежный индивидуализм через черный ход, а через парадный вновь ведут в буржуазный дом официально одобренных индивидов. И вот оно, уклонение: негласное отречение от власти, что поднимается из глубин массы. Литературная биография – явление пограничное, которое границу так и не переступает.

Она представляет собой еще и не просто бегство. Понятно, что буржуазия сегодня находится в переходном состоянии, понятно, что в каждом ее достижении заключен двойной смысл. Она намерена защитить этим достижением свое существование и непроизвольно подтверждает таким образом наличие самогό переходного процесса. Как эмигрант собирает свои пожитки, так буржуазная литература собирает предметы домашнего обихода, которые скоро лишатся старого жилища. На мотив бегства – а именно ему обязано своим появлением множество биографий – наслаивается мотив спасения. Если где и можно найти подтверждение конца индивидуализма, то как раз в этом музее великих индивидов, который правит современной литературой. И неразборчивость, с какой авторы осваивают биографии всех подряд государственных деятелей, связана не только с их неспособностью сделать правильный, обусловленный эпохой выбор, но в куда большей мере со спешкой спасителей. Нужно создать картинную галерею, где будет обитать память, для которой всякий портрет одинаково ценен. Каким бы достоинством ни обладала та или иная биография, на их собрании в целом лежит отблеск расставания.

Насколько я вижу, есть лишь один биографический труд, кардинально отличный от суммы всех прочих. Это книга Троцкого[39]. В ней преодолены все обстоятельства, каким подчиняются литературные биографии. Здесь жизнеописание исторического индивида – это не способ уклониться от осознания сложности современной ситуации, а лишь средство, чтобы ее обнажить. Вот почему в этом автопортрете формируется иной индивид, нежели тот, какой рисует буржуазная литература. Уже настолько изменившийся, что становится подлинным лишь благодаря своей прозрачности для действительности, не устанавливая при этом действительности собственной. Новый индивид – вне идеологической атмосферы, он существует ровно в той степени, в какой устранил себя в интересах осознанных актуальных необходимостей.

Бунт средних слоев

Полемика с редакцией и авторами журнала Die Tat

1

Журнал Die Tat на сегодняшний день пользуется серьезной поддержкой интеллектуалов в средних слоях общества. Это объясняется не только тем, что редакция и авторы Die Tat сознательно выступают за практические и идеологические интересы этих слоев, но и самим форматом их борьбы. От такого формата немецкая интеллигенция уже отвыкла.

«Вслушайтесь в молодежь, которая сегодня или с национал-социалистами, или с коммунистами. Это лучший человеческий материал, каким когда-либо располагала Германия». Подобное высказывание доказывает, что публикации Die Tat обращаются к подлинному и обширному опыту, а именно опыту единения терпящего бедствие немецкого народа. В этом их отличие от множества других современных аналитических материалов, где то преобладают партийные установки и пожелания заинтересованных сторон, то главенствуют теоретические построения, не берущие в расчет существующие бытийные связи. Исходя из своего основополагающего опыта, сотрудники Die Tat стремятся конкретно понять конкретную ситуацию. И какими бы спорными ни были экономические выкладки Фрида[40] – это здоровая пища в сравнении с той легкомысленной идеалистической выпечкой, которой пичкают молодежь в книгах и аудиториях, хотя никакой питательной ценности она не имеет. Желание отказаться от идеализма и самим взяться за дело приводит в итоге к попыткам решений, которые не исчерпываются рассмотрением тактических проблем, но, основываясь на выработанной общей позиции, нацелены на изучение ситуации стратегически. Будущее покажет, были ли эти решения в действительности решениями. Но очевидно, что очень многие люди, воочию наблюдающие материальный и идеальный упадок, полагают, что могут опереться на оценку современной ситуации журнала Die Tat.

Учитывая серьезность журнала и масштаб его влияния, полемика с журналом необходима вдвойне – как в интересах читателей, так и в интересах круга авторов. Я с самого начала воздержусь делать центральной темой этой полемики экономическую позицию Фрида и «специальную программу», которая, как известно, настаивает, в частности, на введении в Германии некой формы плановой экономики, автаркии, проповедует ориентацию на Юго-Восточную Европу и тяготение к Советской России. Куда более важным представляется анализ позиции, из коей вытекают отдельные мысли и предложения; ведь к их убедительности привязана убедительность всех результатов. «На данном этапе, – пишет Церер[41] в одной из своих статей, – мнимое благоразумие языка, служащего старым, консервативным и традиционным силам, непременно доводит всякое новое движение ad absurdum!» Данное замечание весьма уместно, если оно используется для защиты этого нового движения от нападок, критикующих суть его понятийного аппарата. Но нельзя пользоваться им для оправдания языка самого журнала Die Tat, чьи искусные формулировки представляют собой что угодно, но только не беспомощный лепет, каковой, по Цереру, свойствен всякому новому движению. Так что волей-неволей этому языку