Читать книгу - "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин"

состоялось расширенное – так называемое кустовое – партсобрание ленинградских академических учреждений. ЛенТАСС сообщал 9 сентября:

«Ленинградские институты и другие учреждения Академии наук СССР ведут многообразную работу. Они решают проблемы большого научно-практического значения. Особое место занимает Институт литературы, призванный быть на передовых позициях идеологического фронта.

Каков же идейно-политический уровень деятельности институтов? Каково качество их научной продукции? Как идет воспитание молодых научных кадров? Все эти вопросы широко обсуждались на кустовом собрании коммунистов академических учреждений, посвященном постановлению ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”.

Докладчик проф[ессор] Плоткин подчеркнул исключительное значение этого постановления. Он отметил недостаточную идеологическую вооруженность научных работников, в том числе коммунистов. Это привело, в частности, к тому, что сотрудники Института литературы не только совершенно не подвергли критике пасквили Зощенко и чуждое советской литературе “творчество” Ахматовой, но даже расхваливали их на страницах газет и журналов. Политическую близорукость проявили критики И. Эвентов и В. Орлов, поднимавшие на щит безыдейные, пошлые “произведения”. Опыт показал, что по существу не расстался со своими формалистскими взглядами проф[ессор] Б. Эйхенбаум.

Серьезные ошибки имеют место и в работе других научных коллективов.

По докладу развернулись оживленные прения.

– Нельзя больше мириться с тем, – сказал доктор филологических наук тов. Мейлах, – что Институт литературы не занимается вопросами современной литературы.

Теоретический уровень литературоведения очень невысок, мало выпускается учебников, а издаваемые нередко содержат грубейшие политические ошибки»[1378].

8 сентября в «Ленинградской правде» была напечатана статья Т. К. Трифоновой «Об ошибках ленинградских критиков», где она дала свою оценку и поведению Б. М. Эйхенбаума:

«Критик-коммунист Е. Добин[1379] в своих восхвалениях Ахматовой не отставал от поэта Сергея Спасского, поэта в достаточной мере аполитичного и эстетствующего, или от Б. М. Эйхенбаума, оставшегося в оценке ахматовской поэзии на своих старых формалистических позициях»[1380].

В тот день Борис Михайлович записал в дневнике:

«Сегодня в “Лен[инградской] правде” статья дуры Трифоновой[1381] о критиках; упомянуто и мое имя в связи с Ахматовой, а в другом месте – явный намек на мою статью “Поговорим о нашем ремесле” (“теорийка”), которую не так давно та же Трифонова называла на собрании в Союзе «блестящей». Вот чудно, если Трифонова станет главой критиков в Ленинграде! В том же № объявлен в лектории горкома цикл лекций о сов [етской] литературе и критике: Еголин, Плоткин, М. Лифшиц и Друзин. Прелесть! Интересно, до чего докатимся в этом новом погроме»[1382].

Нападки на Б. М. Эйхенбаума, который готовился отметить в октябре свой 60-летний юбилей, побуждали его махнуть рукой на последствия и просить отставки с должности заведующего кафедрой в университете:

«11 [сентября]. В газете “Лен[инградский] университет” – передовая статья, в кот. о нашем фак [ульте]те, о нашей кафедре и обо мне (опять формализм!). Я думаю подать сегодня заявление об освобождении от кафедры, но Алексеев против. Вознесенский напакостил и улетел отдыхать в Гагры. ‹…›

12 [сентября]. Вчера звонил заместителю ректора С. В. Калеснику по поводу статьи в газете – он считает, что не надо обращать внимания. Посмотрим, что будет на комсомольском собрании. ‹…›

14 [сентября]. Вчера было комсомольское собрание филфака, совершенно спокойное и формальное. Ничего неприятного ни по адресу кафедры, ни по моему личному адресу не было (записано в книжечке). По поводу основного доклада Деркача[1383] (в кот[ором] по необходимости было и обо мне) поступила забавная анонимная записка: “Какое право имеет этот молокосос, личность, как видно, невысокая, критиковать нашего уважаемого профессора Б. М.Э.? Многие студенты – не поклонники Эйхенбаума”. Были и другие любопытные записки. Я не выступал. Плохо (фальшиво и скучно) выступал Д. Е. Максимов. Ищет популярности»[1384].

«18 сентября состоялось заседание кафедры западноевропейских литератур, на котором зав[едующий] кафедрой проф[ессор] В. М. Жирмунский сделал доклад “О задачах кафедры в связи с постановлением ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”. В этом докладе проф[ессор] Жирмунский указал на основополагающее значение постановления ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград» для всей работы на идеологическом фронте, и в особенности в области литературы, критики и литературоведения.

Для выполнения ответственных задач, возложенных на членов кафедры, как на работников идеологического фронта, необходимо повысить уровень марксистско-ленинской подготовки членов кафедры, повысить методологический уровень научной и учебной работы. В качестве основных недостатков литературоведческой работы, порою дающих себя знать и на кафедре, проф[ессор] Жирмунский отметил узкую, эмпирическую фактографию, идеализацию идеологического прошлого, препятствующую правильной критической оценке литературного наследия запада; недостаточное внимание, уделяемое изучению и преподаванию новейшей и современной литературы, в частности зарубежной, – критике и разоблачению упадочных и реакционных течений современной художественной литературы и западного литературоведения. Далее докладчик изложил конкретные задачи кафедры в области преподавательской и научной работы и подготовки кадров.

По докладу развернулись оживленные прения, в которых приняли участие: проф[ессор] А. А. Смирнов, проф[ессор] М. П. Алексеев, проф[ессор] Б. Г. Реизов, доц[ент] М. Л. Тронская, доц[ент] Б. Я. Гейман и др. Приняты решения о пересмотре программ по истории западноевропейских литератур, в первую очередь – разделов о новой и новейшей западной литературе. Рекомендовано для повышения научного уровня преподавания усилить руководство старших членов кафедры работой молодых преподавателей и практиковать повседневную деловую проверку заведующим кафедрой хода преподавательской работы. Решено также усилить разработку проблем влияния русской и советской литературы на западную, а также систематически ставить на заседаниях кафедры обсуждение ряда критических обзоров о новейших трудах по советскому и зарубежному литературоведению»[1385].

Профессора кафедры истории русской литературы прошли в последнюю неделю сентября через несколько собраний: 23 сентября – заседание кафедры на факультете, 25 сентября – большое собрание в Пушкинском Доме, 26 сентября – заседание Ученого совета филологического факультета. Это был настоящий марафон, причем университетская профессура (имея в виду литературоведов) должна была в обязательном порядке присутствовать на всех мероприятиях. «Надо иметь бешеное здоровье и железные нервы», – писал об этой горячей неделе Б. М. Эйхенбаум[1386].

И такой перечень отнюдь не исчерпывает всех состоявшихся заседаний. 23 сентября, к примеру, состоялось еще и партсобрание филологического факультета. Парторг факультета А. И. Редина особенно отметила в своем выступлении:

«Работа с профессорско-преподавательским составом была поставлена из рук вон плохо. Партийное бюро предоставило самотеку этот важнейший участок работы. Партийная организация не оказывала никакого влияния на коллектив профессоров и преподавателей. Это сказалось на научной деятельности кафедр, особенно литературоведческих, которые оказались в отрыве от актуальных проблем советской литературы»[1387].

Были и недовольные работой партбюро. Студент Л. Р. Клецкий, будущий преподаватель кафедры истории ВКП(б) ЛГПИ имени