Читать книгу - "Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян"

эксклюзивность и чуть ли не на монопольность коммеморации. Что однозначно несправедливо и недобросовестно: еврейская сакральная коннотация Бабьего Яра всегда — ВСЕГДА! — подразумевала учет и коммеморативный охват и всех других категорий жертв этого места — на базе вышеназванного консенсуса.

Собственно говоря, «Концепция» — не что иное, как манифест неготовности не на словах, а на деле признать этот консенсус. Явленное в нем упрямое нежелание «уступить» еврейству лидерство даже в этом столь ими выстраданном вопросе и на столь сакральном для них месте просто поразительно!

В заслугу «Концепции» следует поставить обоснование и характеристику базового понятия «Мемориальное пространство», или «Мемориальное пространство Бабьего Яра» (далее МПБЯ). Оно синтезирует некое топографическое единство места трагедии как такового и сложившихся на местности или в ближайшей окрестности коммеморативных практик разных контингентов жертв.

МПБЯ, согласно «Концепции», многослойно. Оно включает памятники, связанные с разными периодами истории Бабьего Яра, как то территорию существующих и уничтоженных кладбищ с историческими сооружениями (Кирилловского православного, Лукьяновского, Еврейского, Магометанского, Караимского, Братского, немецких военнопленных, Военного), зону расстрелов во время нацистской оккупации; территорию отделения лагеря для советских военнопленных на стадионе «Зенит» (современный стадион «Старт»), где были заключены евреи, коммунисты и политработники; путь евреев к месту расстрела 29 сентября 1941 года; бывшие гаражи танкоремонтного хозяйства, где удерживали евреев ночью перед смертной казнью; территорию бывшего Сырецкого лагеря для немецких военнопленных; территорию и исторические сооружения психиатрической больницы им. И.П. Павлова[1230]; зону Куреневской катастрофы 13 марта 1961 года в Бабьем Яру и на территории трамвайного депо им. Л. Б. Красина (современное Подольское трамвайное депо); все памятники и памятные знаки, связанные с историей Бабьего Яра.

«Концепция» исходит из общей оценки количества жертв Бабьего Яра в 90-100 тыс. чел., из которых на евреев приходится приблизительно 2/3. На самом деле общая еврейская квота была ощутимо выше уже потому, что во всех перечисленных как нееврейские контингентах была своя существенная еврейская часть (кроме разве что цыган и оуновцев, общий счет жертв у которых шел на десятки, максимум на сотни человек).

Утверждения о степени участия или неучастия украинских коллаборантов в расстрелах 29-30 сентября воспринимаются сегодня как чуть ли не самые чувствительные и центральные в историографии, хотя поколебать фактографию этого участия решительно нечем. Тем не менее на протяжении всей «Концепции», пусть и с разной степенью нажима, проводится лукавый тезис о некоей равновесности и равнозначности всех жертв-контингентов.

Нет, это не пресловутые «мирные советские граждане» из арсенала советской пропаганды, это реально структурированное множество, все элементы которого, однако, предлагается воспринимать как теоретически равнозначимые. Практически, в плане реальной мемориализации трагедии, это выливается в доминантный перевес, наблюдающийся именно у нееврейских контингентов: из 31 памятника или памятного знака, уже установленных в МПБЯ, на памятники евреям или хотя бы частично им приходится от силы четыре-пять.

Но даже «равновесности» и, соответственно, «равноправности» этих контингентов авторам подчас кажется недостаточно. «Концепция» нарочито украиноцентрична, и такая оптика неизбежно сбивается на разного рода аберрации. Так, может даже сложиться ложное впечатление о том, что в годы войны Украина существовала не как союзная республика в составе СССР, а как автономное государство, самостоятельно противостоявшее немецкому агрессору.

Но это не так, и 70-летний период советской власти как масштабного политического проекта и эксперимента несводим ко временной «безгосударственности» Украины-колонии в условиях СССР-империи, несводим к издержкам коммунизма, походя приравниваемого к национал-социализму с его «издержками». К столь примитивной идеологеме реально сложную историю Украины в 1921-1991 годах никак не свести.

«Концепция» не только поликонтингентна, но и полимасштабна, и это хорошо. Но сама линейка масштабов очень странна: «Запад» — «Германия» — «Украина» — «евреи». А где же уровень СССР? Допустимо ли историку его не замечать или через него перепрыгивать?[1231]

Действительность же была в том, что пространством судеб граждан СССР, в том числе евреев, была вся территория страны, а не только западная ее часть, оккупированная немцами. Десятки и сотни тысяч еврейских (как и нееврейских) жителей Киева и Украины, как и Белоруссии и РСФСР, так или иначе эвакуировались на восток страны, благодаря чему и спаслись от Холокоста.

При этом в разных масштабах разные понятия и срабатывают по-разному. Так, на уровне истории Германии «немецкий антисемитизм» смело называется по имени, а на уровне истории Украины антисемитизм не называется по имени, и его вроде и нет. Так не было или был?

Та же оптика заставляет авторов встраивать еврейский ад Бабьего Яра не в глобальную общечеловеческую или еврейскую историю, а в односторонне актуальный украинский нарратив. Такая искусственность портит общее впечатление от интересной и ценной попытки куда больше, чем любые отдельные неточности[1232].

Согласно «Концепции», «Украинский музей Холокоста» и «Музей памяти жертв Бабьего Яра» будут представлять единый архитектурный комплекс. Место расстрелов 1941-1943 годов должно стать центром ландшафтного планирования будущего мемориального парка и смысловым стрежнем всего мемориального комплекса.

МПБЯ включает в себя мемориальный парк «Бабий Яр — Дорогожицкий некрополь» — своего рода природный контекст и природное продолжение экспозиций двух входящих в МПБЯ музеев — «Мемориального музея Бабьего Яра» и «Украинского музея Холокоста». Второму дозволяется сконцентрироваться на евреях, а первый должен представлять украинскую историческую память о Холокосте и не только о нем: тематически они «пересекаются» лишь на событиях 29-30 сентября 1941 года. Для первого предусмотрено небольшое помещение (контора бывшего Еврейского — sic! — кладбища), помещения для второго — нет.

Проблематичной является и установка на расширительность привлекаемых нарративов, в том числе и вовсе не имеющих к МПБЯ прямого отношения. Например, «историческое и культурное наследие украинского государства» или «памяти жертв советского режимов». В последнем случае непонятно даже то, кто, собственно, может иметься в виду — жертвы Куреневской техногенной катастрофы? Или все жители УССР на основании прискорбного факта их проживания в СССР?

В настоящее время в Киеве уже существует музейный комплекс, посвященный отдельно Голодомору. Легко можно себе представить и музей, посвященный Большому террору, депортациям и другим преступлениям СССР на Украине, но встраивать всю эту повестку в проблематику Холокоста и других преступлений немецкого национал-социализма определенно не стоит. Тем более что причинно-следственная связка «Холокост за Голодомор» до сих пор полощется на штандартах антисемитов-националистов попроще.

То же касается и господствующих идеологем, например, некоего особого украинского взгляда на Холокост. Так, авторы утверждают:

Особенностью формирования украинской политической нации является длительный период безгосударственности, в частности, господство советского тоталитарного режима... Сегодня 95% граждан исповедуют политическую, а не этническую самоидентификацию.

Между тем то, что это явно не так, включая и названную цифру, наглядно демонстрирует и сама «Концепция»