Читать книгу - "Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев"

В записи от 31 декабря 1913 г. 22-летний Вавилов пренебрежительно отзывается о завершившемся трехлетнем периоде жизни, описанном в заканчивающейся книжке дневника: «Лучше не назовешь этого периода как наивным. Наивное непонимание самого себя, наивное увлечение многой чепухой, наивная философия». Критические высказывания в отношении своих прежних взглядов встречаются в дневниках неоднократно. Тем не менее именно по нескольким таким отрывочным записям в ранних дневниках можно попытаться восстановить более детальную историю начальных этапов становления Вавилова-философа.

Эти этапы характеризовались особым интересом к четырем философским темам.

О трех из этих тем, к сожалению, по имеющимся записям составить представление очень сложно (по-видимому, начало размышлений было в более ранних, не сохранившихся дневниках).

Первую тему сам Вавилов называл «принципом индивидуализации» – или принципом сохранения особи. «…„principium individuationis“[585], закон сохранения индивидуальности – 3-й великий закон, но нелепый, как оба другие. Самосохранение, размножение – одно и то же principium individuationis – кем и для чего придуманный? Видимо, без Бога ни до порога» (31 августа 1916). Упоминаний об этом принципе много в ранних дневниках – записях от 2 декабря 1909 г., 4 марта 1911 г., 19 и 28 августа 1915 г. (особенно выразительная запись), 2 октября 1916 г., но всего одно в поздних – «необходимо с самого начала постулировать качество сознания и principium individuationis» (15 января 1950). Три примера мыслей на эту тему из ранних дневников: «Меня интересует в вопросе о жизни не биологическая, не химическая, не философско-метафизическая сторона – а чисто физический вопрос. В проблеме происхождения жизни одни придерживаются того мнения, что omne is vivus ex ovo[586], другие если и не omne vivus[587] ex morto[588], то, по крайней мере, primus vivus ex morto[589]. Разбирая дело по существу, увидим, что разница не так велика и даже скорее разницы нет. Для большей ясности можно формулировать второе мнение проще – primus vivus ex atomikus[590]. Здесь и там – индивидуумы, там ovo[591], здесь atomus – individuum[592]. Вот с этой точки зрения и посмотрим. Из обоих положений вывод тот 1) что мир – агрегат индивидуумов 2) что индивидуумов (в свою очередь определенная агрегация), что есть индивидуумы разных порядков и, наконец, это главное, едва ли существуют индивидуумы первого и последнего порядков. Итак, мой вывод таков. Индивидуум – понятие относительное, т. е. абсолютно неделимого нет. А из этого две задачи науки 1) определить, объяснить устойчивость относительного индивидуума и 2) найти новую точку зрения, вне нелогичного – атома» (2 декабря 1909). «Principium individuationis – принцип сохранения особи – после принципа сохранения энергии самый страшный, самый таинственный принцип» (19 августа 1915). «Самоубийство… но заживут черви, атомы, электроны и новое движение ad infinitum[593]. Кончить движения нельзя… и где-то далеко улыбается стоящий. Все равно, но все равно движение и закон сохранения „неприступен и велик“. А движение построено на разделении. Divido ed impero[594] – ведь это не политический принцип, а физический, метафизический и религиозный. Divido et mundus moveo[595]» (2 октября 1916).

Вторую из важных, но пройденных тем своей ранней философии Вавилов называл «эстетизмом». Записей о нем очень много (см., например, записи от 8 апреля 1910 г., 28 июня 1912 г., 14 июля – в конце записи – и 31 декабря 1913 г., 1 января 1914). Тем не менее – хотя в 1909–1914 гг. слово «эстетизм» употребляется более 70 раз, – «что на самом деле имел в виду автор» этих зачастую интересных рассуждений, к сожалению, можно только предполагать. В записи от 15 июня 1912 г. упоминается в качестве завершившегося этап «научного эстетизма», который Вавилов называл также «леонтьевским» («Что осталось от меня, апатия, убогий леонтьевский эстетизм и бессилие» – 12 декабря 1911). «Эстетизм – это мое отношение к жизни и это, конечно, не идиотский уайльдовский эстетизм, а скорее эстетизм Леонтьева» (14 июля 1913). Философ К. Н. Леонтьев (1831–1891) и в самом деле оказал влияние на мировоззрение Вавилова: отголоски этого влияния через десятилетия можно увидеть и в его общественно-политических, и в его околорелигиозных идеях. Но что сам Вавилов считал «леонтьевским эстетизмом», непонятно.

Еще менее понятна третья тема – тема «зеркальности». Она явно была важна для Вавилова, но, вероятнее всего, этим выражением Вавилов просто для краткости обозначал какое-то собственное раннее философское построение. «…всю жизнь буду я под действием двух полюсов „зеркального“ существования: наукой и Пушкиным…» (4 марта 1911). «Теперь задача в том, чтоб сделаться ученым всецело, всецело уйти в область „зеркальности“» (13 марта 1911). Эта загадочная «зеркальность» упоминается в дневнике 26 ноября 1909 г., 4 августа 1910 г., 20 января, 23, 28 июня и 16 июля 1912 г. и 14/1 апреля 1920 г.

Особое место среди «ранних» философских тем занимает «схема созерцание и творчество». Попытка разобраться с этой «схемой» предпринята в главе об отношении Вавилова к творчеству, здесь – только подборка дополнительных (или частично уже приводившихся) цитат.

«In beiden Fällen ist dein Los fatal:

Du magst von ihm (Gott), von ihr (Natur) behandelt sein,

Ob en canaille, oder en canal;

Drum schliesse trotzend in dich selbst dich ein![596]

Реплика прелестная. En canaille, oder en canal – tertium non datur[597] . Религия и материализм. Жить en canal[598] я не могу, en canaille – gradita è la vita tra Bacco ed Amore[599] , или наоборот – тоже едва ли смогу. Значит, „s[ch]liesse trotsend in dich selbst dich ein“[600]. Нет, и это совсем не то. Mit Ihm und mit Ihr[601] – хочу жить в мире. И один только путь – творчество и созерцание, т. е. божеское. Творчество почти всегда игра. Активность, но не в жизни, а в ней – созерцание. И вот он исход, tertium datur[602]. В конце концов все это – modus vivendi[603], и Богу лучше видно, что из этого выйдет, но ни canaille и ни canal – я быть не хочу, несусь по воле волн, лодку несет Бог знает куда, а мой modus vivendi прежний – смотрю, но рук не прилагаю» (27 декабря 1915).

«Животные и отчасти мужики живут и, конечно, верят, уже потому, что живут, ну а мы – alli[604] –