Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

которого Бронину навряд ли удалось ознакомиться со всеми материалами, относившимися к шанхайской резидентуре, он выехал в Вену, где должен был получить паспорт и оттуда следовать в Шанхай через Берлин. Однако непредвиденное развитие событий, связанное с просчётами в «выводе» Бронина в Китай, на долгие месяцы задержало его прибытие в Шанхай и, более того, чуть вообще не сорвало приезд.

В Китае Абраму предстояло проживать по австрийскому паспорту, который он должен был получить в Вене. Было решено, что в Шанхай он отправится через Италию, предварительно остановившись на некоторое время в Берлине, чтобы осуществить мероприятия, связанные с будущей легализацией. Из Италии в Шанхай он должен был прибыть в конце мая – начале июня, конечно, при условии, что все пойдёт нормально.

Из Москвы Бронин выехал по шведскому паспорту. В Вене он поменял его на другой, тоже шведский паспорт, но без всяких следов пребывания в Советском Союзе. В Вене в течение двух недель с участием представителей венской резидентуры ему был оформлен «с иголочки новый» австрийский паспорт, по которому он должен был выехать в Китай. Это был подлинный паспорт. Абрам своей рукой написал заявление в венскую полицию с указанием имени, фамилии, даты и места рождения и венского адреса. Невымышленными были лишь сообщённые им личные приметы. К заявлению, кроме фотокарточки, был приложен так называемый «Heimatschein» (документ, свидетельствовавший о принадлежности к коммуне и служивший свидетельством о гражданстве).

«Первый и единственный раз в моей агентурной деятельности, – вспоминал Бронин, – я обладал таким замечательным документом, но радость моя была непродолжительной, так как сразу же начались злоключения с этим, казалось бы, безупречным паспортом».

Когда «Абрам» предъявил свой паспорт австрийскому полицейскому чиновнику при приближении к немецко-австрийской границе, тот заявил:

– Этот паспорт я оставлю у себя.

Заметив китайскую визу, он сказал:

– Вы, конечно, через Россию поедете?

Бронин показал свой билет Триест – Шанхай. На это чиновник заметил, что направление всегда можно изменить. Затем он обратил внимание на то, что в билете значилось «Dr. Kremer», а в паспорте слово «доктор» отсутствовало. Хотя об этом ещё в Москве было обговорено. Однако ни в «Heimatschein», ни в паспорте слова «доктор» не оказалось. Обратил внимание чиновник и на то, что в паспорте глаза характеризовались как «blau», в то время как глаза у Абрама были не голубые.

О чём думали сотрудники венской резидентуры, обеспечивавшие оформление легализационных документов, и куда смотрел сам Абрам, когда получал готовые документы?

При обыске чиновник обнаружил в какой-то шели портфеля клочок бумаги с русскими буквами, который Абрам по небрежности не вынул перед отъездом.

Когда в оправдание Бронин указал, что он родом из Львова и поэтому немного знает польский и русский, чиновник заметил:

– Ну, русский-то вы лучше знаете, чем польский.

Однако разбирать текст на бумажке он не стал.

Чиновник допросил разведчика, где он жил в Вене, где учился и т. д. Сказал, что должен поставить в известность Вену и Берлин и мог бы сейчас же арестовать Абрама.

Причин происшедшего было несколько. Обстановка в Австрии в этот период ухудшилась. В связи с приходом Гитлера к власти австрийские нацисты приобрели большое политическое влияние, что объясняло усиление политического контроля над иностранцами и подозрительными лицами. Но главной ошибкой было решение ехать по Австрии с австрийским паспортом, в то время как немецкое произношение Абрама, по его словам, «было явно не австрийским ни в смысле общего звучания языка, ни в отношении произношения отдельных слов». Да и само его немецкое произношение не могло соответствовать тем диалектам, на которых говорили в Германии. К этому следует добавить и допущенные ошибки в оформлении паспорта (в части примет) и найденный клочок бумажки с русским текстом.

Австрийский чиновник отобрал паспорт Абрама, немецкий контроль к нему не явился. Вне всяких сомнений, что чиновник передал паспорт немцам, а последние известили Берлин, чтобы разведчика по прибытии поезда «встретили». Проводник всю ночь бодрствовал, выключать свет в купе было запрещено. Перспектива, которая ожидала Абрама в Берлине, не оставляла никаких иллюзий. Нацистские полицейские чиновники сразу же займутся выяснением его личности. Они легко смогут установить, что доктор Кремер по указанному адресу не проживал и что предъявленный паспорт, невзирая на его формальную подлинность, фальшивый. Только за это по действовавшим законам того времени полагался год тюремного заключения. Кроме того, как отмечал сам Бронин, по меткам портных и магазинов на его костюмах могли добраться и до фамилии, под которой он два с половиной года проживал в Берлине (сколько промахов одновременно). Особый интерес у гитлеровских властей должно было вызвать подозрение австрийского чиновника в том, что он имеет отношение к русским.

Было совершенно ясно, что продолжение маршрута до конечной станции вело в руки гитлеровских чиновников. Что делать? Единственный выход – сбежать из поезда. Окно в купе не открывалось, значит, уйти можно было только на остановке. По пути от австрийской границы до Берлина было всего три-четыре остановки, из них единственная остановка в большом городе – в Лейпциге, остальные – в небольших населённых пунктах. От мысли незаметно сойти на маленькой станции Абрам сразу отказался. Во-первых, пассажиры редко выходят на таких остановках, и попытка сойти с поезда сразу же вызовет подозрение проводника. Во-вторых, даже если бы ему это и удалось сделать, то в небольшом населённом пункте было бы легко напасть на его след.

Оставался Лейпциг. Только Лейпциг! Поезд прибыл на эту станцию около шести утра. Все свои действия Абрам продумал заранее. Главное – было сохранить внешнее спокойствие.

Бронин открыл дверь купе. В коридоре стоял проводник. Абрам был без пальто, на голове не шляпа, а кепка: все говорило о том, что он выходит на несколько минут. Абрам объяснил, что собирается выйти купить газету. Проводник посмотрел на него, перевёл взгляд на его багаж: пять добротных чемоданов, как и полагалось человеку, отправлявшемуся в дальний путь. Проводник ничего не сказал, и Абрам спокойным шагом, даже чуть медленнее, чем выходят пассажиры, направился к выходу. Так же медленно он подошёл к барьеру, отделявшему перрон от вокзальных помещений. Это было, пожалуй, самой важной из продуманных им деталей. Абрам не сомневался, что за ним, конечно, следили из окна вагона и любое поспешное движение могло навлечь на него подозрения. Конечно, такая медлительность стоила ему невероятных усилий. У барьера спросили билет. Кивком головы он указал на поезд и произнес: «Schlafwagen» (спальный вагон) – и прошёл. Как только Абрам оказался в помещении вокзала среди спешившей на поезда толпы, он быстро направился к выходу. На привокзальной площади сел в