Читать книгу - "Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров"

Устелили дворец его шкурами львов.

Снова Гумилёв оказывается в Африке в 1913 году, на сей раз с официальной экспедицией от Петербургской Академии Наук, для которой собирает этнографическую коллекцию.

Эту коллекцию Гумилёва можно увидеть в Кунсткамере и сегодня.

Есть музей этнографии в городе этом

Над широкой, как Нил, многоводной Невой,

В час, когда я устану быть только поэтом,

Ничего не найду я желанней его.

Я хожу туда трогать дикарские вещи,

Что когда-то я сам издалека привез,

Чуять запах их странный, родной и зловещий,

Запах ладана, шерсти звериной и роз.

В этой экспедиции с Гумилёвым происходили удивительные встречи. В частности, он встретил бога. Именно воплощением бога Джа считает экзотичная религия растафарианцев императора Эфиопии Хайле Селассие. У самого императора, впрочем, разрешения на такое отождествление не спрашивали. Тогда будущий негус носил имя — рас Тэфэрѝ Мэконнын — и был губернатором провинции Харар. Он тепло принял поэта и Гумилёв сделал фотографии и самого раса и его супруги.

Удивительно, но факт: оба участника встречи были убиты коммунистами с разницей в полвека. В 1974 году император Хайле Селассие был свергнут в результате коммунистического переворота и вскоре убит, а Эфиопия погрузилась на дно кровавой гражданской войны и свирепого голода.

Ни о каком «бремени белых» в духе Киплинга у Гумилёва не может идти и речи. Он, конечно, видит, все беды и безрассудства Африки, но надеется как раз на попечение Божие, а не на белых колонизаторов.

Оглушенная ревом и топотом,

Облеченная в пламя и дымы,

О тебе, моя Африка, шёпотом

В небесах говорят серафимы.

И твоё раскрывая Евангелье,

Повесть жизни ужасной и чудной,

О неопытном думают ангеле,

Что приставлен к тебе, безрассудной.

Про деянья свои и фантазии,

Про звериную душу послушай,

Ты, на дереве древнем Евразии

Исполинской висящая грушей.

Единственное издевательское и могущее показаться расистским стихотворение Гумилева, где негры прямо сравниваются с обезьянами, «Либерия», написано уже после большевистской революции, в рамках незавершенного поэтом проекта стихотворной географии. Оно посвящено стране, основанной в XIX веке выходцами из США и подражавшей американским порядкам.

И сюда же на каменный скат

Пароходов толпа быстроходных

В девятнадцатом веке назад

Принесла не рабов, а свободных.

Видно, поняли нрав их земли

Вашингтонские старые девы,

Что такие плоды принесли

Благонравных брошюрок посевы.

Адвокаты, доценты наук,

Пролетарии, пасторы, воры, —

Всё, что нужно в республике, — вдруг

Буйно хлынуло в тихие горы.

Расселились… Тропический лес,

Утонувший в таинственном мраке.

В сонм своих бесконечных чудес

Принял дамские шляпы и фраки.

— «Господин президент, ваш слуга!» —

Вы с поклоном промолвите быстро,

Но взгляните: черней сапога

Господин президент и министры.

И вот финал этого стихотворения действительно абсолютно неполиткорректен:

То повиснув на тонкой лозе,

То запрятавшись в листьях узорных,

В темной чаще живут шимпанзе

По соседству от города чёрных.

По утрам, услыхав с высоты

Протестантское пение в храме,

Как в большой барабан, в животы

Ударяют они кулаками.

А когда загорятся огни,

Внемля фразам вечерних приветствий,

Тоже парами бродят они,

Вместо тросточек выломав ветви.

Европеец один уверял,

Президентом за что-то обижен,

Что большой шимпанзе потерял

Путь назад средь окраинных хижин.

Он не струсил и, пёстрым платком

Скрыв стыдливо живот волосатый,

В президентский отправился дом,

Президент отлучился куда-то.

Там размахивал палкой своей,

Бил посуду, шатался, как пьяный,

И, неузнана целых пять дней,

Управляла страной обезьяна.

Однако если присмотреться внимательно, это стихотворение не расистское, а антиамериканское.

Обезьянами оказываются те африканцы, которые подражают американской моде на цилиндры, трости и дамские шляпы, которые играют в демократию — президента и министров. Гумилёв высмеивает экспорт в Африку либерального американизма: «адвокаты, доценты наук, пролетарии, пасторы, воры». Этот обезьяний американизм убивает настоящую душу Африки, где должны быть империи негусов, ашкеры, добродушная магия правителя Галла.

«Либерия» — это не расистское, не антиафриканское; это — антилиберальное и антизападническое стихотворение в защиту самобытности африканской цивилизации. Как и часто у Гумилёва оказавшееся пророческим — именно Либерия в ХХ веке продемонстрировала одну из самых стыдных моделей африканского пути развития — гражданские войны, коррупция, хаос, нищета…

Ну и ещё, конечно, это стихотворение антикоммунистическое и антиреволюционное. Самозванцы-шимпанзе, играющие в республику чёрных пролетариев — это большевики с их «пролеткультом». Сатира в данном случае довольно прозрачна.

И снова жуть от пророчеств Гумилёва. Стихотворение «Сахара».

И, быть может, немного осталось веков,

Как на мир наш, зелёный и старый,

Дико ринутся хищные стаи песков

Из пылающей юной Сахары.

Средиземное море засыпят они,

И Париж, и Москву, и Афины,

И мы будем в небесные верить огни,

На верблюдах своих бедуины.

И когда, наконец, корабли марсиан

У земного окажутся шара,

То увидят сплошной золотой океан

И дадут ему имя: Сахара.

И в самом деле, столетие спустя Средиземное Море и Париж уже засыпало. И Москву тоже засыпало, правда, песком не из Сахары, а из Кызылкума.

Дело величавое войны

Гумилёв вернулся из Африки в сентябре 1913‐го, а в июле 1914‐го началась Первая мировая война, которую он встретил с большим патриотическим подъёмом и немедленно записался вольноопределяющимся в армию.

Память, ты слабее год от году,

Тот ли это, или кто другой

Променял веселую свободу

На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,

Сон тревожный, бесконечный путь,

Но святой Георгий тронул дважды

Пулею нетронутую грудь.

В конце сентября 1914 года Гумилёв был назначен в лейб-гвардии уланский полк, действовавший на не самом победоносном направлении, в Восточной Пруссии