Читать книгу - "Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - Коллектив авторов"

И вдруг это встревожившее его увлечение, такое серьезное, в его годы поглотившее его настолько, что он готов бросить семью и уже стоит перед этим роковым шагом. И вот часть существа протестует против подобного поступка и тянет его к семье, к детям, он ужасно мучается. Писать об этом он уже не решается и уходит от него в дела, работу и в обстановку.

Когда он получает письма от своей жены, еще ничего не ведающей, его мучают снова те же острые мысли. Я знаю содержание этих писем, не читая их, я их представляю. Это бесхитростные послания, наполненные подробными хозяйственными описаниями их жизни, добывания пищи. Это покупка козы, огороды, хождение за грибами и ягодами в летнюю пору, забота о дровах на зиму, постоянная забота о подрастающих детях. Спокойное прощание и приветы, ни одного лишнего слова о тоске, вызванной долгой разлукой, без излишних нежностей и нетерпения. Она пишет письма человеку, в верности которого вполне уверена и возвращение которого не подлежит сомнению. У нее нет и тени подозрения или какого-либо беспокойства. Рисую ее образ в своем воображении, вспоминая виденную мною ее фотографию, и который так ярко раскрывается в ее письмах: грубоватое, простое лицо со спокойными чертами, не лишенное миловидности. Она, наверно, очень самостоятельна, т. к. привыкла жить одна. Сварлива и груба, когда что-либо затрагивает ее жизненные интересы или идет наперекор. Практична и умела в делах. Такой я ее представляю.

И вот я взяла ее мужа и отца детей. Какое право имела я посягнуть на целую создавшуюся ранее семью! И в душе не остается ничего, кроме сильного, страстного, нетерпеливого желания поскорее расстаться с ним. Ведь это необходимо будет сделать рано или поздно, и чем скорей, тем лучше.

7 ноября [1943 года]

Тоску нашего застоя разогнала прекрасная новость – наши взяли Киев!!! С утра была артиллерийская дуэль, очевидно, в честь праздника, но она радостно отдавалась в сердцах.

А. С. уехал в отпуск к семье. Меня эта поездка волновала и радовала. Увидев семью, он скорее поймет и решит, куда ему примкнуть – к прежнему или новому. Думаю, что его потянет к семье. Помогала собираться ему в дорогу.

Размышляя после его отъезда, пришла к мысли, что он ничего не скажет жене. Он такой мягкий и нерешительный, в душе он растеряется при виде жены и детей и побоится сказать ей правду. Он побоится ее грубой и решительной натуры, скандала и сцен, которые неминуемо последуют затем, побоится упреков, которые он заслужил, побоится брани и грязи, которая польется на его и мою голову и испортит надолго жизнь и, конечно, отпуск. Лучше избежать правды, скрыть истину. Позже, может быть, легче будет это сделать, написать потом об этом, а вообще куда спешить, еще успеется, до конца войны ведь еще далеко. Как у всех нерешительных людей, у него появится желание отложить, оттянуть развязку неприятную, а пока, пока что оставит все по-старому.

У него не хватит мужества оттолкнуть свою жену – женщину, которая ему была близка и родила ему ребят, и он явится ко мне с виноватым видом, смущенный и любящий. Но что тогда делать мне – необходимо набраться мужества и оттолкнуть его. Ведь он изменил мне с ней по чувству привычки, по желанию не обидеть ее.

В таких мучительных размышлениях прошел у меня целый месяц. Напрасно старалась я отогнать от себя скверные мысли, они, словно мухи, упрямо и назойливо лезли в голову и отравляли мне жизнь.

Должна же я понять, наконец, что семья для него ближе и дороже, чем я. Это так естественно. Но после опустошающей зимы 1941–1942 годов этот человек принес мне все: семью, тепло, любовь, поэтому мне так трудно и тяжело порвать с ним. Но хватит рыться в своих переживаниях.

Читаю урывками «Войну и мир». Много лет тому назад, когда мне, наверное, было лет 15, читала мир, а войну пропускала. Теперь же читаю внимательно и сравниваю события прежних лет с происходящим. История поразительно повторяется.

Наблюдаю своего начальника и начинаю его тихо ненавидеть. Он явно страдает манией величия, разыгрывает из себя демократа, человека простого в обращении с людьми. Подчиненные воют от его деспотизма и своеволия. Его внешнее великодушие скрывает его эгоистическую сущность, непомерное тщеславие и жестокость.

Он оценил мои деловые качества и стал ко мне внимательнее, но делает он это не из человеколюбия, а из желания поднять выше работу в своем отделе. Я переутомилась, работаю ежедневно до 11 вечера – стала терять документы и долго их ищу. Заметив это, начальник с видом величайшего снисхождения разрешил мне уходить с работы после 9 часов. Если раньше мне казалось, что он живет работой, то теперь я вижу – работа для него лишь средство отличиться. В нем велико чувство тщеславия и честолюбия, и он порядочный карьерист.

15 декабря [1943 года]

А. С. вернулся из отпуска. Я почти угадала, когда пыталась представить его встречу с женой, но не совсем. Он, конечно, не решился ни о чем рассказать жене, но встретился с ней холодно и чуждо и сохранил мне верность. Так говорил он мне. Я могла бы усомниться в правдивости его слов, и сомнения у меня были, но они вскоре рассеялись. Он дал мне прочесть пришедшее вдогонку письмо жены. Его содержание должно было обрадовать меня, но, читая его, у меня сжималось сердце от чувства вины и жалости к этой незнакомой и далекой женщине.

Письмо было полно горьких упреков в том, что он забыл и отвык от них, что он не тот, каким его ждали, что она очень страдает и никогда не простит ему той обиды, которую он нанес, чужим приехав в свою семью. Каждая строчка этого письма, каждый упрек больно кололи мое сердце и, как мне казалось, полностью относились ко мне. Как нехорошо получилось, Господи! И зачем только наши пути так скверно скрестились в эти и без того тяжкие дни войны!

Но некогда было предаваться личным переживаниям – все катастрофически быстро менялось: наша 67-я армия переформировывалась. Часть людей направили в распоряжение Ленинградского фронта. А. С. направили в только что созданный корпус. Я, начальник и кое-кто из помощников засели ликвидировать дела отдела.

Целую неделю все печи в нашем доме топились «делами», в которые было вложено так много моего труда и «творческого» усердия начальника. Старый связной Яковлевич тазами выносил золу из печек и рассевал ее по огороду. Однажды он вышел с тазом, в котором еще тлели и догорали наши