Читать книгу - "Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - Коллектив авторов"

Подвал был мрачен, холоден и сыр, забит кроватями, диванами, шкафами и прочей мебелью. Стояли и висели картины и зеркала, лежало и валялось много запачканных и мокрых книг. Расположились на этих чужих матрасах и диванах, гляделись в зеркала, так странно отражающие необычайную обстановку и случайно заброшенных сюда чужих людей. Очевидно, владельцы этого большого дома стащили сюда свою мебель и вещи, когда в городе начались бои, в надежде сохранить ее, а сами, спасаясь, исчезли.

Не было воды, водопровод был разбит. Умывались на улице снегом. Все соседние дома были примерно в таком же состоянии. В подвале, когда все собирались, делалось тесно, воздух становился влажным и тяжелым. Некоторые отправились искать себе ночлег где-либо в другом месте.

Бродя по соседнему, тоже большому, но почти совершенно разбитому дому, А. С. вдруг в середине его на втором этаже обнаружил сохранившуюся в довольно приличном состоянии небольшую комнатку с дымоходом и печкой.

Вмиг была затоплена печь поломанной мебелью, подметен пол и притащена кровать с пружинным матрасом из соседней разбитой комнаты. Получилось очень уютное жилье, главным преимуществом которого было тепло.

Вечером, когда в печке восхитительно потрескивали дрова и огонь ее, мягко отражаясь, прихотливо скользил по стене, мы, лежа в полутьме, так странно, так случайно попавшие в эту чудом уцелевшую комнату, на чужой кровати предавались размышлению – кто жил в этой комнате, кому принадлежала эта кровать, кто спал на ней, отдыхая после праведных трудов, и видел, может быть, сны, загадочные и тревожные…

Может быть, на ней зарождалась новая человеческая жизнь, человек испускал свои предсмертные вздохи перед уходом в вечность, может быть, все может быть!

Необычно и страшно было ночевать в этой одинокой комнате на пепелище разбитого дома: где-то близко за стеной ветер трепал бумагу отставших обоев, где-то сыпалась штукатурка и ночь была полна своих тревожных, ночных звуков. Мне было не по себе, и я долго не могла заснуть.

Две ночи провели мы в этой комнатке, давшей нам тепло и сон, а на третью ночь меня увезли с ящиками секретных бумаг на легковой машине полковника Панова. Офицерам штаба было приказано добираться до следующего пункта Красное Село – Гдов попутным транспортом. Остальной штабной груз был оставлен на попечение заболевшего А. С. со связным Мельниковым.

Так мы покинули в спешке Детское Село, не побывав в Ленинграде. Впрочем, единственным человеком, кому удалось упорхнуть из Детского Села в Ленинград, был Коган.

Начались великие мытарства по местам, где человеческое жилье было уничтожено войной. Признаками бывшего жилья были одиноко торчащие трубы и груды развалин, жители уничтожены или угнаны врагом.

То была страшная дорога войны. Вздыбленная земля, исковерканная и изрытая, говорила о страшных встречах, деревья, превращенные в мертвые стволы, лишенные ветвей, обгорелые и заполненные металлом, выглядели дико и непонятно. Это были трупы деревьев, а человеческие трупы лежали тут же, в придорожных канавах, кустах и прямо на дорогах.

Многострадальная Псковщина, побитая и разметанная врагом, глядела страшными развалинами с одиноко торчащими трубами. Кое-где у развалин копошились жалкие людишки, возвратившиеся к своим пепелищам и пытавшиеся около них сколачивать что-то в роде сараев, землянок и начинать свою трудную жизнь снова.

Около Пскова неожиданно стали появляться уцелевшие деревни. Объясняли это тем, что якобы жители их подчинились пришедшим немцам, отчего их жилье и сохранилось полностью. Наше появление в таких случаях встречали смущенно, затем смущение и растерянность уступили место доносам, распрям и ссорам. В одной из таких деревень, совсем недалеко от Пскова, застряли мы, и довольно надолго.

Отчаянное и, по-видимому, довольно мощное сопротивление немцев в Пскове задержало наше победоносное наступление. Наши танки и артиллерия совсем близко подошли к городу, но, к сожалению, не хватало пехоты, чтобы окончательно взять город.

На дворе мела метель, свистели февральские ветры, и морозы упорно крепчали по утрам. Плохо было тем, кто без жилья. Вот в такую деревню и привез Коган долгожданную машинистку, а с ней – одного повара и одного писаря в административно-хозяйственную часть. Вывез он их из одного запасного полка из-под Ленинграда, куда смотался, еще будучи в Детском Селе.

Машинистка была яркоглазая, худенькая девушка с красивым ртом, который неожиданно портило отсутствие передних зубов, когда она начинала смеяться. Она очень мило распевала опереточные песенки и была на вид скромна, как ангел. Меня она сторонилась и все держалась около своих парней, с которыми приехала к нам.

Скоро парней увели – одного поваром в штаб корпуса, другого – писарем в АХЧ. Повар был высок и очень худ, имел длинное некрасивое лицо с доброй и хорошей улыбкой. Звали его Сергеем, другой, наоборот, был плотным, почти толстым, парнем с красивым и самоуверенным лицом. Оба они, по моим наблюдениям, имели к девушке более чем товарищеские отношения и дружбу.

Наконец у нас была машинистка, и половина работы свалилась с моих плеч. Девушку звали Муслима (она была татаркой), сокращенно ее звали Лима.

Однажды ночью пришло распоряжение сниматься. Тяжко было холодной зимней ночью расставаться с теплой избой и мчаться в ночную мглу навстречу к врагу. Но, к моему великому удивлению и внутреннему удовольствию, меня решено было оставить с ящиками секретных бумаг в деревне, а машинистку с машинкой взять с собой.

Целую неделю жила я в теплой деревенской избе, не зная невзгод, слушая ссоры и разговоры деревенских баб, ела горячую картошку и томилась и наслаждалась неожиданным покоем. Уже прошла неделя, и я начала думать о разных неожиданностях, могущих встретиться на пути моих соратников, не могла же я думать, что меня забыли, когда со мной находились два ящика с военными документами. Но вот однажды вечером гудок машины известил меня, что меня не забыли. Узнала я, что наши штабники ночевали в лесу, страшно мерзли, не имея возможности развести костер, чтобы не обнаружить свое присутствие. И начали мы кружить около Пскова. Город был близок, он горел, он дымился и корчился в огне пожарищ, но был недосягаем, и мы беспомощно толкались у его стен.

Голованово – март

Холодный и неуютный март месяц застал нас в таком жалком положении. Не было никаких жилищ в нашем распоряжении, кроме двух холодных каменных сараев, в которых наскоро сложили печи-плиты. Окон не было, и темнота и грязь мешали работать.

К несчастью, еще рядом расположились артиллеристы (вот ведь неприятные соседи, чтоб их черт побрал). Они пристроили огромные тяжелые орудия сразу же за стенками наших сараев и периодически устраивали нам последний день Помпеи. Сараи наши трепетали, как листья осин на ветру. Из стен вылетали камни и