Читать книгу - "Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - Коллектив авторов"

сторону по еле заметной заснеженной тропе. Сбивались и проваливались в глубокий снег, промочила ноги. Наконец добрались. В глубокой просторной землянке – дивизионная ветеринарная аптека. Две большие комнаты – одна для медикаментов, другая для жилья. Пахло лекарствами.

На больших сдвинутых столах, покрытых простынями, были расставлены довольно разнообразные яства. Студень из конской головы, кислая капуста, селедка, консервы из дополнительного пайка и некое количество разведенного спирта и, наконец, просто водка. Основной народ – конские врачи.

За столом после двух-трех тостов в честь наших доблестных войск и неизменной победы русского народа стало шумно и весело.

Какой-то застенчивый человек, также из «конского состава», краснеющий, как красная девица, несмотря на свои почтенные седины, стал читать свои собственные стихи. Стихи, по-моему, были довольно слабыми, но никто, вероятно, кроме меня, не заметил их недостатков, а сам автор был в состоянии упоения и восторга и от своих стихов, и от выпитого. Другой человек, незаметный и хмурый (тоже из «конского состава»), вдруг запел и сразу преобразился и привлек всеобщее внимание. Пел он очень хорошо и приятно. Всем этим пиром и обществом дирижировал какой-то гигант с простодушным красным лицом, огромными руками и громовым голосом. Дополнял это «конское общество» ряд наших тыловиков из планового отдела.

Героем моего вечера был пригласивший меня сюда А. С., ветврач, так часто навещающий нашу доповскую контору и справляющийся об обеспеченности конского состава продфуражом. Угощал он меня молоком, откуда-то взявшимся: очевидно, среди лошадей к ним забрела и корова.

Под действием винных паров я, кажется, впала в лирический тон и несла всякую не относящуюся к нашей обстановке ахинею. Помню, очутились мы оба в первой комнате, оба «под мухой». А. С. пытался поцеловать меня, но я ловко укрывалась за толстый, подпиравший потолок землянки столб, именуя его «мраморной колонной», и пыталась что-либо понять из его пылкой, но уже совсем бессвязной речи. Одно мне было ясно и понятно, что я нравилась ему.

Наутро очень веселая компания покидала уютную темную землянку и снова, падая в сугробы, беззаботно и весело смеялась.

Так, неожиданно и довольно приятно, встретила я Новый год, суливший нам всем неизвестные мытарства и треволнения военных скитаний.

15 января [1943 года]

Побежал 1943 год. На фронтах успехи. Мысленно приближаешь к себе картину окончания войны. Но до этого, наверно, еще далеко.

По-прежнему мирно живем в своих Оселках, как ни в чем не бывало, не видя и не чувствуя войны, временами захлестывает нестерпимая тоска, не знаешь, куда деться и чем отогнать назойливые скверные мысли.

Иногда с Зойкой «проказничаем», от скуки, конечно. Недавно заставили повара из заградотряда пригласить нас в гости на блины. Он очень часто приходил к нам выписывать продукты, чаще, чем это нужно, по-видимому, испытывая тяготение к женскому обществу. Вот мы этим воспользовались и заставили его напечь нам блинов. Сидели у него в маленькой комнатушке при кухне, где пахло крысами и прогорклым маслом. Ели блины и хохотали до колик в животе, издеваясь над усердием обливавшегося потом от желания нам угодить повара. А поев блины, быстро смотались, дабы не налететь на какое-нибудь начальство.

Иногда захожу к А. С. В его комнате удивительная чистота и какая-то женская опрятность. Беру у него книги, недавно давала поручения в Ленинграде.

Однажды он показал мне свои фотографии. Среди них – фотография женщины с двумя небольшими мальчиками. Когда эта фотография была у меня в руках, он смущенно посмотрел на меня, но ничего не сказал. И я поняла: это его жена и дети. Иначе быть не могло. В таком возрасте, как он, люди редко не имеют семьи.

Для меня это не явилось неожиданностью, но в далеком уголке души что-то неприятно заныло.

Думаю, что он хороший муж и отец и что мне не стоит привязываться к нему. Однажды лунным морозным вечером катались с А. С. на быстроногой и резвой в крупных серых яблоках кобыле Танкетке. Было непохоже, что на свете существует война. Заставляю себя не забывать, что А. С. семейный человек, но окружающая обстановка настолько казенная и тягостная, что поневоле тянешься к чему-то человеческому, душевному. Он больше не делает попыток целовать меня, как на встрече Нового года, когда был «под мухой», и это позволяет мне надеяться на дружеские отношения между нами.

На работе тягостно и неприятно, с начальством отношения натянутые и прохладные, дни заполнены сухими цифрами и работой. День начинается с 9 ч. утра и кончается поздно вечером, не раньше 9–10 часов, а иногда позже, если начальству заблагорассудится.

23 января [1943 года]

За скучными днями, заполненными цифрами и однообразным унынием, вдруг пришло событие, потрясшее нас: разбит большой участок Ленинградской блокады. Успехи на всех фронтах! От радости я плачу, удивляя всех своими слезами. Плохо спала ночью, т. к. не могла успокоиться и преодолеть возбуждение. Если кончится война, я, наверно, умру от радости.

7 февраля [1943 года]

Немцев погнали со всех сторон, на всех фронтах оживление, только мы сидим спокойно, и нет этому конца.

Начальство пьянствует потихоньку, тиранит нас, солдат, и развратничает там, на стороне. Воображает, что мы ничего не замечаем.

Заметив внимание ко мне со стороны А. С., Д. стал больше ко мне придираться, точно ревнует, я нервничаю и делаю больше ошибок.

Зойка же невозмутимо толстеет и совершенно равнодушно взирает на его тиранию. Поэтому поневоле бежишь к А. С. сетовать на свою судьбу с ее несправедливостями. Сознаю, что делаю это напрасно, но нет сил удержаться, хочется человеческого внимания и тепла.

Мы все еще мирно живем и занимаемся мирными делами: переехали в большой каменный соседний дом, также наполовину изуродованный. Теперь все отделы и все живущие в одном помещении (и начальство, и подчиненные) почти на одной лестнице. Никуда не уйдешь, никак не пройдешь, будучи незамеченной начальством или прочими досужими соседями-военнослужащими. А. С. тоже живет в этом доме, через площадку. И если я к нему зайду, увидят многие. И так уже идут всякие разговоры и сплетни. И этим занимаются не только женщины, но и мужчины. Например, наше второе начальство тоже любит посудачить обо всех делах, черпая в этом развлечение. Меня все это немного забавляет и напомнило почему-то роман Золя «Торговый дом Муре и Ко» или что-то в этом духе.

Там был живописно описан огромный парижский дом с его шикарной лестницей, по которой жили развратные и жадные до чужих тайн парижане, следящие друг за другом и чинящие разврат и ищущие развлечения и удовольствия в раскрытии интриг своих близких и сами