Читать книгу - "Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко"

— Да вас не арестовали только потому, что еще не узнали, где вы живете. Это медленно у нас идет!…

— Ну, так что же делать?

— Если вы не мальчик, то поймете, что надо где-то лечь на дно…

— Хорошенькое занятие — лечь на дно. Но ведь надо же кому-то Ковальского вызволять!

Любченко засмеялся и посоветовал пойти к Рафесу{469}:

— Он теперь секретарь здешнего партийного комитета, и от него многое зависит, а к вам он — я это знаю, — хорошо относится.

Поблагодарил я за совет и прямо от него отправился к Рафесу. Рафесу, вероятно, было не очень приятно, а может, и просто очень неприятно со мной видеться. Начал сразу говорить о бедственном своем положение в партии, что ему не очень-то верят, как бывшему бундовцу. Но я на это сказал ему, что очень рад видеть его все же при деле и, думаю, он все сделает, чтобы помочь мне освободить Ковальского. Начал я подробно объяснять ему, что Ковальский — никакой не революционер, а кабинетный ученый, да еще в государственном контроле все время работал. Чем он может быть опасен?.. Рафес снова жаловался на свое неопределенное положение, но в итоге обещал замолвить, где надо, слово за Ковальского. Действительно, через несколько дней Ковальского освободили. Не знаю, жил ли он дальше в своей квартире, или куда-то переехал. Я часто ему советовал сменить место проживания не только из соображений конспиративных, но и не менее важных. Он жил на Тимофеевской улице, между женской гимназией Дучинской и университетским Анатомическим театром. Каждый раз, когда происходили в Киеве расстрелы, какая бы власть их ни проводила, по той улице из-за трупного зловония ходить было тяжело.

А сам я, после совета, высказанного в такой странной форме Любченко, перестал совсем ночевать дома. Все время ночевал или у Шульгиных на Монастырской улице или в квартире В. Дорошенко, в которой были официально прописаны сестры Струтинские, собственно — Анна Струтинская, врач, и ее сестра, жена Валентина Садовского. Там в основном ночевал и Валентин Садовский. Не знаю уж почему мы с ним считали, что та квартира было наиболее безопасной. Может, потому, что там одна комната была реквизирована для какого-то советского военного, специалиста по техническим делам, москаля родом, который довольно прилично себя вел и иногда даже поставлял еду и алкогольные напитки, когда у Струтинских собиралось много гостей: ему, по всей видимости, нравилось интеллигентное общество, и мы все с ним чувствовали себя весьма неплохо. Он, между прочим, не понимал, кто мы такие, зачем приходим к Струтинским да еще и ночуем там. Но попробовав несколько раз выяснить наши отношения с хозяйкой, перестал допытываться. А собиралась нас там иногда порядочная таки компания — и постарше, и совсем молодых.

Скучно и беспросветно как-то складывалась жизнь наша, киевлян. Только уже весной стала немного она оживленнее. Вообще с теплом и прибавлением дня работа не казалась такой скучной и безысходной. В Академии была организована Комиссия по составлению археологических карт Украины. Началась затем и работа археологическая в поле, и попытки обработки археологических материалов, сосредоточенных в кабинете им. Ф.Вовка, который должен был стать центром антропологических исследований. Семья Симиренко, Василия Федоровича, уступила большую часть своего дома на Трехсвятительской улице, и мы с А.Алешо и А.Носовым{470} начали там упорядочивать материалы Киевского научного общества. Даже принялись за издание сборника — первого издания этого Кабинета, посвященное памяти Ф.Вовка. Разобрали темы статей. Носов должен был писать о Вовке как антропологе, Алешо — как этнографе, а я взялся за тему о Ф.Вовке как предисторике. Обещали статьи В.Е. Козловская{471} — о Сушковском Трипольской эпохи поселении, а В. Клингер{472} дал статью о гадюках в украинском фольклоре. Я занялся выколачиванием материалов по Мезину, что укрывались до тех пор в Киевском научном обществе. Перевез их на Трехсвятительскую, разместив в небольшой комнате на втором этаже. Передал я туда из своей квартиры в Киеве привезенные из Кононовки материалы антропологические (кости из раскопок в Кононовке — Вшивой могилы и еще другой, находившейся на границе нашей земли с Тепловской, сельской). Были еще кости (в основном черепа) из моих раскопок еще до революции в с. Федюковке, в имении Яневского. Достаточно собралось у меня и материала этнографического — музыкальные инструменты, деревянная и стеклянная посуда украинская («михайлики», ложки разные и стеклянные штофы), было немного и оружия, и церковной, деревянной утвари, но больше всего было все-таки археологического материала: Мезинская неолитическая керамика и кремневые орудия оттуда же. Посуда и кости из моих давних раскопок в Перешорах (скрюченные окрашенные скелеты) и много разных собраний с дюн в окрестностях Киева.

Когда уже не только потеплело, но и высохло, задумал Макаренко исследовать место прежних раскопок палеолитических на Кирилловской улице, проводившихся давно Хвойкой. Дело в том, что весной, когда достаточно быстро стали таять снега, довольно большая копанка, из которой брали глину для кирпичного завода в усадьбе Зивала, кажется, переполнилась водой так, что вода промыла себе ход в плотине, отделявшей копанку от долины Днепровской. Оказалось, что там в слоистом иле вымыло водой большие костомахи мамонтов и много мелких костей. Ходил я туда, осматривал все и в месте размыва, и в окрестности ближайшей, и убедился, что стоит все исследовать. Мне кажется, что поселение палеолитическое не полностью было проэксплуатировано, что, возможно, оно по Днепру расположено было и выше, и ниже того места, где копал Хвойка или где он собственно собирал палеолитической эпохи материалы, когда выбирали глину для кирпичного завода.

Копали у меня ребята, гимназисты из Первой украинской гимназии, а старшим был чудесный парень, галичанин, сирота, которого в 1914 году с семьей вывезли из Галиции — Василий Криль. В том месте, где вода прорвала плотину, нашлось при копании довольно много костей мамонтов, но это уже, видимо, не было поселение, а место, куда скатывались или смещались кости из поселения, которое было расположено выше на берегу. Довольно много эти опыты забрали времени, но ничего путного из них установить не удалось. Костей «in situ» не нашли мы нигде.

Встречи с митрополитом Андреем{473}

Митрополит Андрей принадлежал к числу тех немногих галичан, для имени которых не существовало никаких границ, даже надзбручанской. Но переехать Збруч суждено было ему не по собственной доброй воле. Российское царское правительство вывезло его из Галиции в глубину империи, как только российская армия