Читать книгу - "Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 - Литературно-художественный журнал"

Глафира. Она была второй по старшинству дочерью в семействе и приехала на новогодние каникулы. Внешне девочка походила на Марфу Кондратьевну – сутулая, с узким бледным личиком, длинными волосами и грустными темными глазами.

– Меня родители услали в интернат, я им здесь мешаю, – скорбно глядя в пол при знакомстве со мной, сказала Глафира.

Моя смена заканчивалась около двух часов ночи, после чего я могла украдкой, при свете фонарика почитать поэзию узников ГУЛАГа, так как электричество правозащитники экономили и не разрешали включать.

Утром я звонила матери. Односельчане украли и съели ее кошку.

– У тебя все в порядке? Ты пришлешь мне деньги? – сквозь слезы спросила она.

– Постараюсь. Как только мне заплатят, – заверила я мать.

Но платить мне никто не спешил. Меня занимали мысли: сколько Марфа Кондратьевна собирается заплатить за три недели круглосуточной работы? На мне дети, уборка, готовка, кошки. Смогу я помочь матери? Оплатить часть кредита, нависшего как снежный ком? Мама перед отъездом в Москву раздавала питомцев: собак и кошек. Она надеялась, что в зажиточных семьях их не съедят. Бомжи в селах голодали и потому промышляли ловом бездомных животных.

– Алкаши убили и съели Барбоса, – сообщила она.

Это была собака ее соседки – бабки Алисы.

– За гаражами утром обнаружила потухший костер и его шкуру, – всхлипывала мама.

– Он на днях мне снился! Будто сидит на ветвях зеленого дерева, словно птица, – сказала я.

– Марфа Кондратьевна не подведет? У меня в комнатке так холодно, что пар изо рта. Я отключила газ, свет, воду, это положено по закону, если хочешь уехать. Когда мне брать билет до Москвы?

– Марфа Кондратьевна пообещала, что снимет нам жилье сразу по возвращении, – передала я маме слова благодетельницы.

Марфа Кондратьевна и Зулай вернулись из Магадана поздно ночью. Следом за ними явились очередные гости с бутылкой и составили компанию еврейским родственникам, зажигательно распивавшим в кухне вино.

Спальное место на шкафу оказалось занято, и мне бросили матрац на пол рядом с кошачьим лотком.

– Здесь ночуй, – велела хозяйка дома.

Утром, разгребая горы посуды под пристальным взглядом Марфы Кондратьевны, сидевшей на лавке, я попыталась заговорить о войне.

– Все народы Чеченской республики пострадали! Нужно добраться до «Новой газеты», может быть, в память о госпоже Политковской, из уважения к ее труду они опубликуют фрагмент моего чеченского дневника. Тогда люди узнают, что происходило с мирными жителями во время войны.

– Ни «Новой газете», ни кому бы то ни было из правозащитного мира твои дневники не нужны! В газете свое мнение о войне напишут и успешно его обналичат, – отчеканила правозащитница. И, вздохнув, прибавила: – Я лично знала Анну. Тексты Политковской печатали крайне неохотно, мотали ей нервы, издевались. Она с трудом пробивалась в родной редакции.

– Под бомбами в Грозном первыми погибли русские старики, а потом чеченские дети в горных селах. Советская Чечня была многонациональной республикой! Война – общая трагедия. Погибли люди разных национальностей!

– А кто там пострадал, если не чеченцы? – осторожно спросила Марфа Кондратьевна.

– Все народы, которые там проживали! В Грозном проживало более трехсот тысяч русских до Первой войны и во время нее. А сколько татар, украинцев, цыган, кумыков, ингушей…

От моих слов правозащитница закашлялась и возмущенно хлопнула себя по коленке рукой. Ее черная юбка негодующе взметнулась, как крылья вороны.

– На такие заявления никаких грантов не будет! – раздосадованно вскричала она.

– Пострадали все народы Чечни, – спокойно повторила я.

– Да как ты смеешь?! Что ты вообще об этом знаешь?! Все знают только правозащитники!

– Я там двадцать лет прожила, десять из которых вела дневник и собирала истории разных людей, – напомнила я.

– Правозащитники знают лучше! – не сдавалась Марфа Кондратьевна.

– Будучи журналистом, я узнала историю, как чеченка, выдававшая себя в Грозном за правозащитницу, обманом забирала квартиры у выживших украинцев, русских, армян, у тех, кто пережил бойню после Первой войны, когда бандиты вырезали людей кварталами, объявив нечеченцев вне закона! Сверху на нас щедро падали русские бомбы! Мир несправедлив. Отпрыски той аферистки уехали в Норвегию как политические беженцы, они якобы пострадали от войны, а сама она захватывала квартиры вместе с имуществом целыми этажами!

– Не желаю слушать, – холодно оборвала меня Марфа Кондратьевна. – Разговоры подобного рода меня утомляют. У нас тоже были теракты: «Норд-Ост», Беслан, Будённовск…

– Конечно, были. И я сочувствую людям. Но никто не желает слушать, как мы жили десять лет в сердцевине ада, как на наши дома сбрасывали ракеты. Справедливость в том, чтобы преступления назвать преступлениями и защитить мирных людей – словом и делом.

– Гранты из США и Европы предназначены для защиты чеченцев, отстаивающих независимость Ичкерии, остальным просто не повезло, – завершая разговор, Марфа Кондратьевна примирительно зевнула.

Она удалилась в кабинет, а хозяин дома, показавшись из своей комнаты, попросил налить ему чаю. Кошки рядом с ним драли наволочку на полу, забиваясь в нее, как в мешок, и катая друг друга.

Постельное белье до моего приезда не стиралось месяцами, а сейчас, выстиранное, оно сваливалось в кучу вместе с подушками, одеялами и пледами. Вечером каждый из гостей и обитателей квартирки вытягивал оттуда что-то наудачу.

Обеды и ужины я готовила на электрической плите. В Грозном все варочные плиты были газовыми. Так было и в Ставрополе. В некоторых деревнях до сих пор топили печи дровами…

– Москва – особенный город, – охотно пояснил Лев Арнольдович. – Люди на периферии живут в нищете, а здесь власти нам плиты поменяли, поэтому дома не взрываются.

Сколько людей из-за аварий с газовыми плитами каждый год гибнет по стране, никто не считает, но, думаю, не меньше, чем на войнах.

– Почему все так несправедливо? – расстроенно спросила я.

– Все равны, но некоторые «равнее», – сказал Лев Арнольдович. – В Москве другие пенсии, пособия, зарплаты. Московская прописка – залог успеха. Москва – государство в государстве. Кстати, здесь полно нелегалов и бомжей. Им в жизни не посчастливилось, прописка осталась для них мечтой! Костьми динозавров завалены обе столицы – это те, кто не смог вскарабкаться на пьедестал успеха…

– Пожалуйста, купите продукты. Холодильник совсем пустой.

– Попрошу деньги у Марфы Кондратьевны, – пообещал Лев Арнольдович. – Детскими пособиями заведует она.

Я решила повторить сказанное о войне и посмотреть на его реакцию. Лев Арнольдович меня выслушал.

– Марфа Кондратьевна остро реагирует, если правозащитников ругают. Она знает послов Франции и Норвегии. Обедает с ними. Деньги ей иногда дают, гранты – по-научному, – взяв у меня из рук чашку, сказал он.

– Гранты? За что? – поинтересовалась я.

– Ну, она о чеченской войне рассказывает…

– Рассказывает, что гостила в Грозном?

– Пару дней в начале