Читать книгу - "Собрание сочинений. Том 2. Мифы - Генрих Вениаминович Сапгир"

мелькала голыми коленками

крутила задиком

на лестнице

пробегала ему улыбаясь —

обратил внимание

стал задумываться

улыбаться

сверху с балкона

показывала ему буквы

из картона

красное А

желтое З

лиловое У —

пробовал читать

получалось АЗУ

позвонила

будто за делом

подошла близко-близко

выставив

плоские две…

не успел

глазом моргнуть

она уже ерзала под ним

смуглая голенькая —

бесстыжий бесенок —

вся раскрылась

когда вошел…

«обними мои З —

У-у как хорошо!..

А теперь наоборот

ты – доктор

и будто бы это ложка —

А-а-а…»

приходила потом

привык – приучила

и вдруг перестала —

даже встречаться в подъезде

издали видел:

задрав подбородок —

чужая

гордая девочка:

ни А ни У ни З

МАСКАРАД

надела юбку

покойной бабки

и шляпку

с оранжевым пером

нарядилась

в стиле тридцатых:

непременно —

чулки на резинках —

морщились

то и дело подтягивала

туфельки —

каблучищи как у Марики Рокк

«потрясающе!»

с парти увез ее в кадиллаке

самый старый

и самый богатый:

седые виски

смеются глаза

похож на Омара Шерифа —

а какие зеркала и вазы! —

разделась вдруг

раскидала туфли юбку шляпку

выпрямилась:

вот я какая!

а он – Омар Шериф

уронил со столика виски

видно сильно захмелел

ползает по паркету

мокрый на коленях

собирает вещи

среди осколков —

и целует туфлю и шляпку

и рыдает в черные чулки! —

а глаза такие выцветшие

в морщинах…

собралась и ушла

«везет мне на шизиков

старайся для них – стариков!»

ЗАБАВЫ

я всегда его распинала —

привязывала

к нашей кровати

а теперь надела

розовую тунику

и вывела из ванны балбеса —

(предварительно

впустила и раздела)

как он дергался

как ругался

называл меня такими словами…

(у балбеса уши покраснели)

он кричал

а я кричала громче

я уже визжала —

как он плюнет! —

кончили считай одновременно —

он распятый

и я на балбесе

а потом он был Юлий Цезарь

я была его центурионом

на кровати

распяли балбеса

вниз лицом…

тайны все же есть

в семейной жизни

СИМУРГ

Николаю Афанасьеву

1

Перо качается павлинье хвостовое, ужасное как небо грозовое. Вот смотрит неким оком треугольным и вспыхивает светом колокольным.

От суетного мира удалясь (и каждый волосок его – цветок), святой Франциск, почти непостигаем, беседует с каким-то попугаем.

Святой прекрасно ладит с этим грифом – в тени скалы почти иероглифом.

И филин, крючконос и кареглаз, взглянул, моргнул и начал свой рассказ.

2

В начале развернулся серый свиток и стал доской из черных, белых плиток.

Живут многоугольники, ломаясь, хвостатыми хребтами поднимаясь (костей и мышц я слышу скрип и скрежет), толкаются и друг на друга лезут, их чешуя топорщится, как перья… Теперь я слышу, крылья хлопают… Терпенье…

И вот взлетают. Потянули клином – туда к гиперболическим долинам.

С запада черная стая летит, вырастая. Ей навстречу устремляется белая стая.

Высоко над землей с резким криком, стирая границы между злом и добром, вы встречаетесь, птицы.

При свете солнца и луны голубки и вороны разлетаются в разные стороны. И день и ночь сквозь птичьи контуры видны.

Их увидит слепой и не узрит их зоркий. Над домами, над нами завиваются серой восьмеркой.

И каждый белый вихрем увлеченный, смотрите, он выныривает черный. А черная при новом вираже выпархивает белая уже.

Так мир увидел Эшер в Нидерландах. Сухощавый, большеносый, с детства в гландах, узнал со всех сторон одновременно.

Карандашами на листе бумаги, иглой на меди он наметил оный, увиденный недобрым птичьим глазом. И всё на свете он увидел разом.

Так мир построил Эшер. Но прежде – Алишер.

3

Все тридцать кур сидят, как в пижмах дуры, разглядывают Эшера гравюры.

И вдруг узрели: с одного рисунка зеленоватый светит знак Симурга. Восьмиугольный странный знак. И мир в нем зашифрован так: намеки, признаки, спирали… Нет, мы признаться вам должны, что ничего мы не узнали.

– Что есть Симург? – спросила птица Рух.

И все вокруг зашевелились птицы. И начало им чудиться и сниться,

что есть Симург…

4

Над пустошами, нищенски простертыми в неведомое бледными офортами, смарагд Симурга излучает зеленый свет во все пределы, коих нет.

Сочлененья, сочетанья, назовем их организмы, гонятся с восторгом птицы – за лучами в эти бездны… Размывает их вдали…

И – из немыслимых пределов их гонит встрепанных и белых

– назад приносит корабли.

Воронка, от которой все светло, затягивает их в свое жерло…

Космос – темная вода…

Мир под крылом расходится кругами…

Что ни капля, то звезда…

5

На взмах крыла – вселенная пустая! Из мрака белый купол вырастает.

Слетаются к беседке этой птицы, чтоб в завитки, в лепнину превратиться. И бельведера белые колонны одновременно прямы и наклонны. И – это чувство, ничего нет хуже, чем быть внутри строенья и снаружи. И если даже ты построил сам нелепицу, что лжет твоим глазам. Вблизи и в то же время вдалеке. Ты – муха и сидишь на потолке.

И все это – большое полотно чудовищной картинной галереи, которая так велика – скорее все это – город, и немудрено, что удаляться значит возвратиться в беседку, где на кровле наши птицы.

6

Как рыцари, доспехами блистая и перьями всех радуг и надежд, «Симург! Симург!» – кричала птичья стая и била в барабаны всех небес.