Читать книгу - "Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн"

составлено заявление на имя Райгородского с приглашением «на завтра» явиться к нотариусу для установления прав на аренду и для решения связанных с этим вопросов. Райгородский не явился и ответа не прислал, из чего я заключил, что Райгородский прав не имеет, но надеется повладеть выгодной арендой как можно дольше. Райгородский — тип среднего дельца-еврея, специализировался на аренде домов с правом их эксплуатации, а основное его дело — торговля печными кафелями и плитками.

Я получил доверенность в середине мая, предъявил несложный иск, и первое заседание было назначено на 7–10 июня. В это время видел Тюфекчиева один раз. Нужные справки мне давал Дерижанов.

Поехали в первое заседание в Таганрог. Суда в Ростове еще не было, хотя Новочеркасская судебная палата уже была открыта[428]. Немало был удивлен, когда поверенными Райгородского выступили видные адвокаты — Штейермарк (ныне товарищ обер-прокурора польского Сената) и Зеелер. Штейермарк просил о привлечении к данному делу в качестве третьих лиц всех пятерых наследников — две замужние дочери и три сына наследодателя. Ясно было, что создается «волокита», и серьезная, ибо наследники никакого отношения к данному делу не могут иметь, и если они нарушили в чем-либо права Райгородского, то он вправе независимо искать с них. Я возражал, настаивал на отказе, приводил всяческие доводы, но суд удовлетворил ходатайство и дал двухмесячный срок для приготовления копий и совершения других формальностей по привлечению лиц, живущих вне округа Таганрогского суда. Удачно заварили кашу мои коллеги. Наследники живут в Мариуполе, Харькове, Москве и Кутаисе. Начнется невнесение на повестки и прочее, неправильные адреса, вызов через публикацию, шесть-семь месяцев, словом, задумана была «большая пакость» в пользу Райгородского, рассчитанная года на полтора[429]. Для меня было ясно, что в этом вся цель спора. А пока Райгородский платить не будет аренды, продолжая хозяйничать. Придумано ловко и забронировано как будто законнейшими основаниями. Да, при удаче производство затянется основательно и надолго. Дерижанов отчасти был доволен, что его предсказание сбывается и Райгородского нескоро выселят, но его «чистая и недалекая душа» возмущалась действием наших товарищей, видных местных адвокатов.

— Понимаете, — сказал он мне, — Штейермарк спрашивает: «Авак, на каком курсе Юрочка Волькенштейн?» Я говорю: «Он еще гимназист». — «Ну вот и хорошо, — сказал Штейермарк, — Юрочка будет адвокатом и закончит дело Тюфекчиева».

Хохотали слушавшие и, видимо, не отдавали себе отчета о такого рода действиях присяжных поверенных. «Пустяки, — думали они, — эка важность! Душитель Тюфекчиев, богач, обставляющий немцев и мужиков, нескоро получит купленного имения, а Райгородский наживет копеечку, “и мы не в убытке”». А все это было нехорошо, а когда теперь перебираю в памяти, то и совсем нехорошо!

В три часа дня уехал из Таганрога и в тот же день сказал Тюфекчиеву, что буду в конторе.

Дерижанов сказал Тюфекчиеву о состоявшемся решении. Я уже сказал, что Тюфекчиев был сух в разговоре, старался не сказать лишнего слова, и чувствовалось, что ему точно некогда, куда-то торопится, и что он все нужное уразумел. Не знаю почему, но я в беседе с ним совершенно не считался с его обычным настроением, а разъяснял ему подробно и часто добавлял:

— Для вас эти вопросы новые, с этими положениями вы незнакомы, а надо, чтобы вы все это знали, ибо в этом случае вы заинтересованы и не можете оставаться как бы «темным человеком».

— Меня, — ответил Тюфекчиев, — интересует дело, но, передав ведение его вам, желаю знать результаты, но не углубляться в юридические вопросы, в которых ничего не понимаю. Что надо теперь делать?

— Мне нужны два человека, которые немедленно поехали бы к наследникам и привезли пять доверенностей, которые я дам. Этим приемом убьем все сроки, на которые рассчитывает противник, и через пятнадцать-двадцать дней, а то и несколько раньше дело будет слушаться вновь, и тогда можно будет раскрыть перед судом «расчет Райгородского» — «поводить за собой суд».

Тюфекчиев сказал, что в моем распоряжении завтра будут нужные люди, из коих один поедет в Мариуполь, Харьков и Москву, а другой в Кутаис к наследникам. Я просил не говорить о подготавливаемом Дерижанову, которого считал милым, кристальной чистоты человеком, но крайне добродушным простаком. Он может сказать поверенным Райгородского, что мы готовим сюрприз, у него выпытают, в чем дело, а в интересах наших, чтобы они ничего не знали до момента, когда станем пред судом и мой товарищ представит доверенность и даст нужные объяснения. Дело они повели ненадлежаще, и мы должны хитрить.

Заготовил письма, проекты доверенностей, изложил, в чем дело, подтвердил, что они не понесут каких-либо расходов на поверенного и судебных расходов. Дал нужные указания посланцам, и они покатили. Меня несколько беспокоило отношение наследников к Тюфекчиеву. Расстались ли дружелюбно? Захотят ли помочь?

Дня через два были получены телеграммы из Мариуполя — «получил», затем из Харькова и из Москвы тоже, а через восемь дней возвратились оба посланника с доверенностями, причем московские наследницы прислали большую отповедь Райгородскому за многие его проделки по аренде и что они были бессильны, так как болевший отец избегал хлопотать, а последний год тяжко хворал.

Я поехал в Таганрог и просил назначить дело к слушанию. Председатель, рассмотрев тощее дело, обратил мое внимание, что только начался срок для выполнения постановления о привлечении третьих лиц и что он не понимает, о чем пока можно хлопотать до явки третьих лиц. Я сказал ему, что имею данные, которые убедят суд в том, что Райгородский пытается в своих интересах затянуть надолго производство, и что это несомненно вскроется в заседании, а Тюфекчиеву важно не потерять строительный сезон. Дело было назначено через двенадцать дней. Штейермарк поехал на отдых в Польшу и за границу, и Зеелер один явился в суд, добиваясь узнать от Дерижанова, «в чем дело». Доверенности были на имя моего сотрудника, присяжного поверенного Колосова. Явились. Зеелер ко мне:

— По какому поводу заседание?

— Услышите, — ответил я.

Объявили слушание. Член суда доложил о положении дела, добавив, что по просьбе истца назначено заседание. Встал Колосов, предъявил доверенность и объяснил довольно ехидно, в чем подоплека дела и зачем вызывают его доверителей, закончив:

— Весьма любопытно будет послушать, зачем обеспокоены мои доверители.

Зеелер сильно взволновался от неожиданного наступления. Страшно было смотреть, как напружилась его громадная шея, кровь прилила к голове, и он беспомощно заявил:

— Прошу отсрочить заседание для ознакомления с представленными документами.

Председатель улыбнулся:

— Чтобы рассмотреть доверенность, достаточно нескольких минут, и суд дает вам полчаса.

Вышли.

Зеелер ко мне:

— Что это такое? Ведь это «подсиживание»! Я даже не захватил имеющихся у меня документов.

— Нет, Владимир Феофилович, это должный ответ на стремление незаконно затянуть дело. Что же, вы полагали, что я