Читать книгу - "Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин"

Москвы как высшая будто бы заповедь ленинизма. Китайским коммунистам ничего не оставалось, как принять те политические выводы, которые вытекали из этой организационной заповеди»[1047].

Современные исследователи соглашаются с Троцким в том, что тот не имел никаких шансов на успех, противодействуя сталинской фракции в китайском вопросе[1048]. Тем не менее в марте 1927 года наш герой открыл новый фронт внутрипартийной дискуссии, призвав поддержать выдвинутый оппозиционерами лозунг образования Советов в этой стране (с учетом особой позиции Зиновьева и Радека вопрос о немедленном выходе КПК из Гоминьдана сознательно обходился). «Кровавая баня», устроенная 12 апреля 1927 года войсками Чан Кайши в Шанхае, нивелировала разногласия оппозиционеров в китайском вопросе. Большинство из них считало произошедшие события, несмотря на весь их трагизм, шансом для смены соотношения сил в руководстве ВКП(б), скорее всего такие настроение разделял и сам Троцкий[1049]. Лидеры оппозиции направили в Президиум ИККИ требование созвать внеочередной пленум «для обсуждения положения и исправления неверной линии, проводимой Коминтерном в Китае»[1050].

Арестованные китайские коммунисты

Апрель 1927

[Из открытых источников]

Троцкому потребовалось время для того, чтобы выяснить масштаб произошедшего переворота. Только 7 мая 1927 года появились его первые оценки, которые были оформлены как ответ на «тезисы для пропагандистов по китайскому вопросу», подготовленные Сталиным и утвержденные Политбюро двумя неделями ранее[1051]. «Именно в этой статье тогдашние взгляды Троцкого на проблемы китайской революции были изложены в наиболее систематическом виде»[1052]. Их суть оставалась прежней: не примыкание к буржуазии на разных фронтах, а ее беспощадное разоблачение и отмежевание от нее.

В переписке с Радеком, который все еще считался главным экспертом оппозиции по китайскому вопросу, Троцкий продолжал настаивать на том, что курс на объединенную демократическо-коммунистическую партию, которого упорно держится сталинское большинство, игнорирует «классовую механику национального гнета», т. е. разное отношение тех или иных социальных слоев китайского общества к господству в стране иностранного империализма и его пособников. После окончательного разрыва Чан Кайши с коммунистами «политическое развитие Китая вступило в новую фазу, которая начинается с самостоятельного выступления рабочих»[1053]. Все эти положения позже войдут в арсенал Коминтерна, однако без указания на их автора.

Восьмой пленум ИККИ, состоявшийся во второй половине мая 1927 года (последний, на котором Троцкий получил возможность выступить[1054]), не мог обойти вниманием вопросы международной повестки дня, которые проявились в его преддверии. Речь шла о перевороте Чан Кайши в Китае и о резком обострении советско-британских отношений, которое вошло в историю как «военная тревога». Троцкий активно готовился к пленуму, как член Исполкома он имел полное право на развернутое выступление перед своими бывшими соратниками[1055].

Он подготовил обширное письмо, заостренное против тезисов Сталина, посвященных китайской революции. Послесловие к нему выглядело как яркий политический памфлет (в этом жанре, как и в написании манифестов, наш герой был непревзойденным мастером): «Сталин обрушивается на лозунг Советов и поддерживает худшие, кружково-бюрократические предрассудки и суеверия тех горе-революционеров, которые боятся народных Советов и верят в священную кляксу чернил на бланке Гоминьдана»[1056]. Подобные театральные монологи, даже если бы они оказались доступны простым партийцам, вряд ли вызвали у них то же воодушевление, которое испытывали красноармейцы, слушая зажигательные речи Троцкого, выступавшего с подножки бронепоезда в нескольких километрах от линии фронта.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о нецелесообразности публиковать статьи Л. Д. Троцкого и Г. Е. Зиновьева

12 мая 1927

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 638. Л. 14]

Его полемический жар и публицистические перехлесты в условиях, когда оппозиционерам уже нечего было терять, привели вначале к постановлению Политбюро о запрете публикации речей и статей лидеров объединенной оппозиции в советской печати[1057], а затем (уже без всякого решения) к отказу от публикации стенограммы Восьмого пленума ИККИ.

Он так и остался единственным форумом «генерального штаба мировой революции», для изучения которого коминтерноведам приходится обращаться к архивным фондам. Троцкий ответил на запрет пространной нотой протеста: «Я считаю линию ЦК в китайском вопросе в корне ложной… Мы хотим обсуждения вопроса о судьбах китайской революции и, стало быть, о наших собственных судьбах. Почему такие обсуждения считались нормальными при Ленине в течение всей истории нашей партии? …Вправе ли Политбюро запрещать обсуждение вопроса, где дело идет о коренных ошибках самого Политбюро в вопросах всемирно-исторического значения?»[1058]

Во время работы пленума он брал слово девять раз, внес альтернативный проект резолюции по китайскому вопросу, квинтэссенция которого сводилась к тому, чтобы держать курс на установление в Китае «демократической диктатуры через Советы рабочих и крестьянских депутатов». В одном из своих выступлений наш герой заявил, что кампания против него «представляет собой, особенно в свете китайских событий, жалкую трусливую маскировку правого уклона». Он сам давно уже перешел на личности, не оставляя никаких сомнений в том, кто же олицетворяет собой корень зла. «Вместо того, чтобы исправлять явные и очевидные ошибки руководства, столь дорого обошедшиеся партии и международному пролетариату, Сталин хочет избавиться от тех, кто эти ошибки раньше видит и о них предупреждает»[1059].

Л. Д. Троцкий во время отпуска на Кавказе

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 24. Л. 20]

Троцкий и в последующие месяцы не оставлял своим вниманием китайский вопрос. Переворот Чан Кайши и нараставшие репрессии против коммунистов в Китае, в которых участвовал и левый Гоминьдан, базировавшийся в Ухани, казалось бы, подтверждали точку зрения оппозиционеров. 20 июня он наконец-то склонил своих союзников к тому, чтобы принять его предложение о немедленном выходе КПК из Гоминьдана. Еще несколько дней ушли на то, чтобы решить вопрос о том, как подать простым партийцам тот факт, что они выступили только через два месяца после переворота Чан Кайши. Троцкий предложил признать совершенную ошибку, Зиновьев же настаивал на том, что оппозиционерам нужна была пауза для размышлений, но в конечном счете они оказались правы по всей линии.

25 июня лидеры «объединенной оппозиции» внесли в ЦК ВКП(б) и ИККИ очередное письмо по китайскому вопросу, потребовав немедленного выхода КПК из движения Гоминьдан и уханьского правительства, мобилизации трудящихся масс против местной буржуазии, создания Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, которые должны были «довести до конца китайскую революцию»[1060]. Троцкий вместе с Зиновьевым признали свою вину в том, что слишком поздно выдвинули лозунг о выходе китайских коммунистов из Гоминьдана, обосновав это следующим образом: «Мы исходили из того, что