Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

Другой мотив, в развитие той же идеи, защита слабых: "Избавите обидима, судите сироте, оправдаите вдовицю"[1813]. "Всего же паче оубогых не забываите, но елико могуще по силе кормите, и придаваите сироте, и вдовицю оправдите сами, а не вдаваите силным[1814] погубити человека. Ни права, ни крива не оубиваите, ни повелеваите оубити его: аще будеть повиненъ смерти, а душа не погубляете никакояже хрестьяны"[1815]. "Тоже и худаго смерда и оубогые вдовице не далъ есмъ силным обидети…"[1816].

Видимо, слова Агапита заставили Владимира по-новому посмотреть и на другие христианские ценности: "Паче всего гордости не имеите в сердци и въ оуме, но рцемъ: смертни есмы, днесь живи, а заоутра в гробъ; се все честны[1817] еси вдалъ, не наше, но твое, поручил ны еси на мало днии, и в земли не хороните, то ны есть великъ грехъ"[1818]. Тот же мотив встречается и в Письме Олегу: "А мы что есмы, человеци грешнии лиси? — днесь живи, а оутро мертви, днесь в славе и въ чти, а заутра в гробе и бес памяти, ини собранье наше разделять. Зри, брате, отца наю: что взяста или чим има пороте? Но токмо оже еста створила души свои"[1819].

Можно возразить, что "заповеди Агапита" являются общехристианскими и могли быть позаимствованы Владимиром из других источников. Тем более, что многие источники "Поучения" в этой части известны. Однако, думается, взаимосвязь была. Одно дело, когда ты просто читаешь либо слушаешь наставления и нравоучения, и совсем другое, когда испытываешь их действенность на себе в состоянии между жизнью и смертью.

Другой важный эпизод в жизни Владимира Мономаха, который не мог не повлиять на его твердость в вере — обстоятельства гибели в 1093 г. единственного родного брата Ростислава. Согласно КПП, Ростислав Всеволодович, направляясь с дружиной в Печерский монастырь на молитву и за благословением накануне злосчастного похода на половцев, велел утопить в реке монаха, предсказавшего ему и спутникам смерть от воды. Пребывая в ярости, князь "не восхоте благословениа" и не пошел в монастырь. "Володимеръ же вниде в монастырь молитвы ради". Когда русские князья у Треполя побежали от половцев и начали переправляться через Стугну, Владимир "молитвою прееха реку… Ростислав же утопе…"[1820].

ПВЛ ничего не сообщает о неблагочестивом поступке Ростислава, зато сочными красками рисует драматичную картину переправы: "И прибегоша к реце Стугне, и вбреде Володимеръ с Ростиславомъ, [и] нача оутопати Ростиславъ пред очима Володимерима. И хоте похватити брата своего и мало не оутопе самъ. И оутопе Ростиславъ, сынъ Всеволожь. Володимеръ же пребредъ реку с малою дружиною, — мнози бо падоша от полка его, и боляре его ту падоша, — и перешедъ на ону сторону Днепра, плакася по брате своемъ и по дружине своеи, и пришедъ Чернигову печаленъ зело […] Ростислава же искавшее и обретоша в реце…"[1821].

Можно только представить себе, насколько эти события должны были потрясти Владимира Всеволодовича. На его глазах начинает тонуть единственный брат. Владимир пытается подхватить его и, видимо, вслед за Ростиславом уходит под воду. Каким образом спасается сам Мономах, или кто его спасает, — неизвестно. Но суть, в общем-то, ясна: пытаясь помочь согрешившему брату (вернее — помешать свершиться Божьему правосудию), Мономах сам едва не разделяет его судьбу. Господь в очередной раз спасает Владимира, но и, опять же, предупреждает…

Владимир Мономах в своем "Поучении" нигде прямо не свидетельствует ни о болезни и исцелении, ни о случае с Ростиславом. Более того, он только однажды упоминает Ростислава ("…с Ростиславом же оу Варина веже взяхом")[1822]. Тем не менее, думается, что определенные намеки и на болезнь, и на события, связанные с гибелью Ростислава, в "Поучении" имеются. Так, Мономах эмоционально и образно рассказывает о своих трудах на ловах в период Черниговского княжения и о том, каким опасностям подвергался от диких зверей, как падал с коня и дважды разбивал голову, руки и ноги калечил, и спасся благодаря Господу[1823]. Не лежал ли при смерти князь после одного из очередных своих подвигов, когда врач его оказался бессильным и потребовалась помощь Агапита Печерского?

Чуть погодя Владимир, возвращается к этой теме. Он подчеркивает, что не хвалит ни себя, ни своей смелости, но только Бога, который его "селико лет сблюд от техъ час смертныхъ…". Убеждая детей "смерти… не боячи ни рати, ни от звери", и творить мужское дело "како… Богъ подасть", Мономах продолжает: "…Оже бо язъ от рати и от звери и от воды, от коня спадаяся, то никто же вас не можеть вредитися и убити, понеже не будет от Бога повелено… Божие блюденье леплее есть человечьскаго"[1824]. Наряду с прочими, "традиционными" опасностями (война, охота, падение с коня), присутствующими в "Поучении", на этот раз фигурирует и спасение от воды. Не о событиях ли 1093 г. здесь речь? Тогда понятно, почему прямо не говорится и о смерти Ростислава: поведение его накануне злосчастной битвы не красило ни самого младшего Всеволодовича, ни его род.

Была в жизни князя и уже подробно рассматривавшаяся встреча на Волге с послами от "братьев" со всеми ее последствиями.

Наконец, можно привести еще один пример из жизни князя. Не такой, конечно, значимый в деле утверждения в вере и в мысли о (не без этого!) своей богоизбранности, как вышеупомянутые. Но, тем не менее, достаточно показательный.

Владимир, впитавший и византийские, и русские традиции, как представляется, весьма серьезно относился ко всем видам клятвы, даже к языческой роте, которая осуждалась церковью и не считалась для христианина обязательной к выполнению[1825]. Из ПВЛ известно, как ему тяжело далось согласие на избиение Итларевой чади: "Како се могу створити, роте с ними ходивъ". Только ответ дружины: "Княже! Нету ти в томъ греха; да они всегда к тобе ходячее роте, губять землю Русьскую, и кровь хрестьянску проливают бесперестани"[1826] якобы склонил князя к принятию трудного решения[1827]. Вполне вероятно, впрочем, что летописец в данном эпизоде просто выгораживает Мономаха. Однако сам факт подобной записи показывает, что: 1) участники тех событий с русской стороны и спустя годы вспоминали данный эпизод не без "осадка" в душе; 2) русские, в условиях обострения русско-половецкого противостояния, пытались приспособиться к действиям нового противника и вырабатывали новые приемы борьбы с кочевниками; 3) эти приемы могли идти в разрез с многовековыми традициями восточнославянского общества и не вполне одобряться им; 4)