Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

Борис — Василько, а не Борис — Мономах. Но не свидетельствуют ли рассматриваемые строки, записанные Владимиром Всеволодовичем, что и ему грозила судьба Василька или, даже, самого Бориса? Как бы там ни было, из всего этого калейдоскопа событий возникала и еще одна параллель — Владимир Мономах — Ярослав Мудрый. Так же как и его дед, Владимир должен был стать мстителем за обиду нанесенную роду, а вернее — Божьим орудием мести второму Каину. Однако, как показали события, Господь для потомков предусмотрел иной сценарий действий, чем для их предков.

* * *

Знаменательно, что предсказания Псалтири сбылись. Род Владимира Всеволодовича оказался и самым многочисленным, и самым удачливым на Руси. Потомки Мономаха сидели и на Московском столе вплоть до пресечения "династии Калитовичей".

Очерк 2. Владимир Мономах и христианство

Лукавил ли Владимир, выставляя себя в Поучении и в Письме Олегу примерным христианином? Христианские добродетели князя были хорошо известны современникам. По словам митрополита Никифора, князь строго соблюдал посты, в том числе воздерживаясь во время их от употребления вина и пива[1799]. Для Руси, где посты строго не соблюдались ни верхами, ни низами общества[1800] это было в диковинку. Не случайно, Никифор не преминул отметить, что все видели такое благочестивое поведение князя и удивлялись[1801]. Необычным для того времени являлся и отказ Владимира от мести за гибель своего сына Изяслава. По словам А.Г. Плахонина, для самого Мономаха это был выбор "между язычеством и христианской моралью"[1802]. В свете сказанного, не лишено основательности предположение, "что князь, с присущим ему примерным правоверием, сформировался как личность под влиянием" матери-гречанки, "вопреки далеко не во всем христианской обстановке двора"[1803]. Если это так, то сам он в воспитании своих детей примеру родительницы не следовал. Закрывал Владимир Всеволодович глаза и на употребление вина в пост в ходе дворцовых пиршеств другими[1804]. Свидетельствовало ли это о том, что "примерный христианин" Владимир вынужден был мириться с пороками современного ему общества? Или причина кроется в известной религиозной терпимости в Древней Руси. Я де, блюду "закон", а остальные в своей воле? А, может быть, Владимир от гречанки-матери унаследовал и все тонкости и хитрости византийской политики, творчески применяя их в условиях русской действительности. Поэтому его "богобоязненность", вытекавшая, несомненно, из глубокой веры, сознательно афишировалась и преследовала, помимо прочего, вполне практические цели? Она не могла не повышать общественный престиж князя в глазах верующих. В глазах же тех, кто еще не был тверд в вере христианской, кому казались ее нормы обременительными, тех, кто еще был неразрывной пуповиной связан с языческим прошлым, князя возвышала терпимость к их образу жизни. Как бы там ни было, Владимир собственным примером являл миру преимущества и добродетели христианина.

Однако набожность Владимира объясняется не только (и, может быть, даже не столько) воспитанием матери. В его бурной, наполненной опасностями жизни имели место особо знаковые события, которые должны были укрепить его в вере. Так, по сообщению Киево-Печерского патерика (далее — КПП), в период своего черниговского княжения Владимир Мономах тяжело заболел и находился при смерти. Лечение искусного врача-армянина только усиливало недуг. Отчаявшись, находившийся на смертном одре князь обратился за помощью к игумену Киево-Печерского монастыря, прося послать к нему в Чернигов блаженного Агапита-лечца — обладавшего даром исцеления. Однако Агапит, давший обет Господу никогда не покидать монастырских стен, отказался делать какое бы то ни было исключение для князя. "Аще ко князю иду, то и ко всем иду; не буди мне славы ради человеческыа пред манастырскаа врата изити и преступнику ми бытии своего обета…" — сказал он. Княжеский посланник, видя непоколебимость Агапита, стал умолять его передать для умирающего целебное зелье. Нехотя, под давлением игумена[1805], Агапит послал требуемое Владимиру. Снадобье помогло: "Егда же князь вкуси зелиа, ту абие здрав бысть".

Владимир возжелал отблагодарить своего спасителя и явился в обитель с богатыми дарами. Почтенный мних, однако, уклонился от встречи и князь вынужден был оставить подарки игумену. Не успокоившись на этом, Владимир, со временем, послал к Агапиту "единого от бояр своих со многыми дары". Посланный, войдя в келью к монаху, положил приношение, но Агапит ответил: "О чадо, николиже ни от кого же что взях, ныне ли погублю мзду свою злата ради, егоже не требую ни от кого же?". Боярин настаивал: "Отче, весть пославый мя, яко не требуеши сего, но мене деля утеши сына своего, емуже даровал еси здравие, се прими, дай же нищим". Инок, боярина ради, согласился принять дары, но велел передать Мономаху: "Вся, еже имелъ еси, чюжа бяхуть, тебе, отходящу, не могущу взятии с собою, ныне раздай же требующим, яко сего ради избавил тя Господь от смерти, аз бо ничтоже ти бых успелъ. Не же ся ослушай, да не постражеши того же". Взяв дары, Агапит выбросил их из кельи и скрылся. Боярин поведал о случившемся князю. "Князь же не сме преслушатися чернца, но все имение свое раздасть нищим по словеси блаженаго"[1806].

Таким образом, Агапит попытался довести до сознания Владимира следующие идеи: 1) Материальные богатства, имеющиеся у князя, на самом деле, ему не принадлежат, поскольку, умирая, он не сможет их взять с собой; 2) Князь должен раздать все свое имение нуждающимся, поскольку ради этого Бог (а не Агапит) избавил его от смерти; 3) Если князь ослушается и не поступит по слову Агапита, то подвергнется, по воле Божьей, новой смертельной опасности.

Князь, не посмев ослушаться инока, раздал, согласно его велению, все свое имущество нищим.

Книжник, конечно, приукрасил события[1807]. Однако, думается, не сильно погрешил против истины. Князь действительно воспринял свое спасение как милость Господа, избавившего его от смерти для того, чтобы он защищал и набдил нуждающихся[1808]. Первая же заповедь князя детям гласит: "Первое, Бога деля и душа своея, страх имейте Божий в сердци своемь и милостыню творя неоскудну, то бо есть начаток всякому добру"[1809]. Далее, мотив милостыни, исходящей от праведного, занимает видное место в подборке цитат из псалмов. Милостыня, наряду с покаянием и слезами, относится князем к 3-м добрым делам, искупляющим грехи[1810]. Не урок ли Агапита помнил князь, когда писал: "А Бога деля не ленитеся, молю вы ся, не забывайте 3-х делъ техъ: не бо суть тяжка; ни одиночьство, ни чернечьство, ни голодъ, яко инии добрии терпять, но малым деломь улучити милость Божью"