Читать книгу - "Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников"

хирургии в Свердловск, теперешний Екатеринбург. Поехали мы вчетвером: Леша, Юра, Ира и я. Все подготовили красочные стенды с фотографиями и доклады, тезисы которых были заранее опубликованы в сборнике. Помнится, у меня было сообщение о результатах экспериментального и клинического применения автоматического сшивающего аппарата для наложения межкишечных анастомозов у новорожденных. Перед этим мы вместе с аспирантом Долецкого доктором Гайдашевым провели довольно много операций на кроликах в виварии Института педиатрии. Позже Гайдашев защитил по этой теме кандидатскую диссертацию. Мой доклад на конференции был отмечен премией. Все мы работали в кружке с большим энтузиазмом. Нам нравилась детская хирургия, которая тогда еще была относительно новой специальностью, мы были буквально влюблены в молодого и красивого Станислава Яковлевича, нравился коллектив его кафедры, состоявший из молодежи. Мы мечтали после окончания института стать клиническими ординаторами у Долецкого. В институт была направлена официальная заявка из ЦИУ на нас троих, Окулова, Терехова и меня, и письмо от правления СНО с просьбой учесть при распределении нашу активную работу в студенческом научном обществе. И чудо свершилось: всех троих при распределении направили в клиническую ординатуру на кафедру детской хирургии Центрального института усовершенствования врачей. Это был прецедент: до нас из выпускников Первого медицинского института никто детским хирургом не становился.

Глава 21

Путешествие на байдарке по озерам Карелии

Еще в школьные годы я довольно много плавал на байдарке по разным рекам и озерам. Сначала у нас была разборная лодка, сделанная кустарным способом одним из отцовских знакомых, позже отцу удалось купить в спортивном комиссионном магазине на улице Чернышевского подержанную немецкую байдарку фирмы «Клеппер». Мой первый поход был вместе с моими дядьями Сашей и Никитой Живаго по верховьям реки Москвы по классическому маршруту от Тучкова до Звенигорода. Я учился тогда классе в четвертом или пятом. Потом мы с отцом плавали по Волге и Московскому морю от Калинина до Иваньковской плотины, а позже побывали на озере Селигер и сплавились по речке Селижаровке до впадения ее в Волгу. Плавал я и по речке Наре, а также по рекам Пре и Оке, пройдя на веслах через удивительный Мещерский край. Байдарка всегда доставляла мне море впечатлений и удовольствия.

В августе 1956 года мы с отцом, который после лечения в Крыму чувствовал себя вполне прилично, решили поехать с байдаркой в Карелию[109]. Я тогда уже перешел на второй курс института. О северных карельских озерах нам говорил давний знакомый отца знаменитый горнолыжник и фотограф Вадим Евгеньевич Гиппенрейтер. Он бывал в этих местах и заразил нас рассказами о крае непуганых птиц, где утки подпускают к себе на 15–20 метров и где летом солнце почти не уходит за горизонт. Он же дал нам срисовать подробную карту этих мест, которая очень нам помогла в путешествии, но чуть не привела к серьезным неприятностям. Но всему свое время.

Плавание предполагалось серьезное, и сборы заняли много времени. Вся комната в нашей квартире на Чкаловской улице была завалена вещами. Палатка, спальные мешки, резиновые сапоги, ружья, патроны, рыболовная сеть, альбом и краски отца, казалось, никогда не вместятся в рюкзаки. Одни только мешки с разобранной байдаркой занимали целый угол комнаты. Мы хотели ехать с удобствами, и теплая одежда (все же ехали на Север), сковорода для жарки рыбы и птицы, походный примус и канистра с бензином к нему, как и другие мелочи, сулили комфорт и удовольствие во время плавания. Зато продуктов мы почти не взяли, так как надеялись прокормиться в этих диких местах с помощью сети и ружья. Когда мы садились в спальный вагон скорого поезда Москва – Мурманск, я подсчитал количество взятого с собой багажа. На нас двоих оказалось четырнадцать мест!

Мы ехали до станции Кандалакша, где должны были пересесть на местный поезд, который шел к финской границе, вглубь края лесов и озер. Наш скорый поезд опоздал, и до отхода местного оставалось совсем мало времени. Пока отец ходил за билетами, я бегом перетащил наш багаж на дальний перрон и закинул все вещи в маленький тесный вагончик «рабочего» поезда. Как мы успели на него и не потеряли ни одной своей сумки, одному богу известно. Очень уж не хотелось сидеть сутки в Кандалакше!

Небольшой пыхтящий паровозик, не торопясь, тащил наш поезд по тоненьким, узким, заросшим травой рельсам, подолгу останавливался на небольших станциях, где стояла лишь одна будочка дежурного и не было даже платформы. Пока на остановках выгружали почту, машинист выходил и долго беседовал с дежурным по станции и с пассажирами. Мы со своей поклажей вызывали всеобщее любопытство, и нас принимали за «экспедицию». Туристов в этих краях тогда еще не знали. Сошли мы на станции Войта. Как сказали нам попутчики, следующая остановка находилась уже в пограничной зоне, и для проезда туда требовалось специальное разрешение. Нас окружали невысокие, покрытые еловым лесом сопки, за которые быстро садилось уставшее за день солнце. Сумерки покрывали все вокруг сиреневой дымкой, и только в чистом оранжевом небе светились редкие облака, еще освещенные солнцем. Скоро и они погасли. Кроме нас, на станции никто из поезда не вышел.

Первую ночь в Карелии мы провели под навесом у домика дежурного по станции. Раннее утро принесло с собой первые заботы. Река Войта, по которой мы должны были спуститься на байдарке 10–12 километров до озера Толвант, пересохла. Среди черных камней, беспорядочно нагроможденных на ее дне, бежала узкая струйка воды. Провести по ней тяжело груженную лодку нечего было и думать. Выручили работники лесхоза. Днем их старый, видавший виды ЗИС-5, подпрыгивая на камнях и лесных гатях, повез нас вглубь северной тайги. В кузове дружно подскакивали и переворачивались наши тюки. Ружья и фотоаппарат мы держали в руках.

Перед нашими глазами проходила история Великой Отечественной войны. В 1942–1943 годах здесь шли жестокие бои. Иссеченные снарядами и минами деревья печально тянулись к небу оголенными вершинами. Вокруг были видны следы огня. Их не могли скрыть заросли вереска, брусники и розового иван-чая, спутника пожаров. Повсюду встречались полусгнившие бревенчатые накаты землянок, провалившиеся навесы над коновязями и стоянками машин. Между рухнувшими бревнами росли молодые деревья. На почерневших от времени и дождей табличках еще можно было разобрать слова, написанные чужими колючими буквами: «Achtung», «Kommandostelle», «Speisehalle». Время не залечило раны, нанесенные войной этому краю.

Попутная машина не довезла нас до озера. Дороги дальше не было, и до воды оставалось еще более километра. По каменным сбросам и гнилым гатям, оставшимся от