Читать книгу - "Пиноккио. Философский анализ - Джорджо Агамбен"

смысле несчастный случай, и в результате оного сверчок снова переходит от речи к звукам, свойственным насекомому (crí-crí-crí). Таким образом, краткий диалог между двумя существами, которые по природе своей говорить не способны, ограничен рамками звукоподражания. В сказке одновременно с превращением происходит смена голоса и потеря речи: заколдованный человек замолкает, а завороженная природа, напротив, забирает у него этот дар, но при этом не забывает и о своем древнем, животном языке.

В эпизоде с Говорящим Сверчком выясняется одно обстоятельство, которого читатели категорически не замечают, равно как и автор «параллельного» комментария. Этот персонаж действительно отчасти становится для Пиноккио наставником, как пишет Манганелли, и обращается к кукле как к ребенку, и таким образом подтверждает право Джеппетто называть себя отцом: «Ребят, которые не слушаются родителей, ждет большая беда!» Но сверчок ведь знает, что Пиноккио – кукла, а не мальчик, и он сам говорит об этом незадолго до того, как его размазало по стене. И все же ему кажется вполне логичным, что эта «деревянная башка» (вместе с телом) должна отправиться в школу или, по крайней мере, научиться какому-то ремеслу.

Этот переход от куклы к человеку на самом деле уже подспудно произошел в тот миг, когда Джеппетто необъяснимым образом изменил отношение к собственному творению. Сначала он без обиняков заявил мастеру Вишне, что его план состоял в следующем: сделать себе «чудесную деревянную куклу, которая умела бы танцевать, фехтовать и делать сальто». Еще он говорит: «С этой куклой я смогу обойти весь свет, заработать себе на кусок хлеба и стакан вина». Как тогда объяснить, что, стоило ему выстругать Пиноккио, он стал называть его сыном и даже продал свою бумазейную куртку, лишь бы купить ему букварь и отправить его в школу? И это еще не все: он идет и на другие жертвы, например отдает Пиноккио три последние груши, что остались ему на завтрак, – и все это ради вещицы, которая должна была обеспечить ему заработок. Как и сверчок, Джеппетто не забыл о том, что перед ним кукла, пусть и, как он надеется, «чудесная». Однако «отец» все равно обращается с ним как с живым мальчиком и требует от этого обрубка полена слишком человеческого, отнюдь не присущего ему поведения.

Следует поразмыслить над этим возникшим между куклой и человеком недопониманием, ведь, вероятно, эта структура в зашифрованном, пусть и недостаточно хитроумно, виде лежит в основе книги. Дело обстоит так, словно человеческое может проявиться только в том, что по сути своей им не является: в деревянной поделке, а не в человеке из плоти и крови. Поистине человеческим можно считать лишь то, что бесчеловечно: поэтому все люди обращаются с Пиноккио как с ребенком, которым он в итоге и правда станет. Однако по этой же самой причине деревянный человечек всеми силами противится дурным предзнаменованиям и лживой метафизике. Он не хочет становиться мальчиком, не хочет отрицать свою древесную, лесную природу. Из этого становится ясно, почему, когда он узнает о существовании большого театра кукол, его обуревает «лихорадочное любопытство» и он, «потеряв всякое самообладание», продает букварь за четыре сольдо, то есть мелких монеты. После всех адских приключений в негостеприимных людских жилищах он наконец оказывается дома и может заново обрести сущность, в которой ему было отказано.

«Параллельный» комментатор замечает, что сверчок – первое говорящее животное, точнее насекомое, которое встретится нам в книге. Всем известно, что подобное обстоятельство – обретение зверями дара речи – в сказках принимается за правило. Это самый лаконичный намек на волшебство, которое пронизывает и наполняет все самые потайные уголки мира: оно живет во дворцах и в бедных лачугах, в лесах и в прудах, и в реках. В книге Коллоди животные тоже говорят, но не так, как в произведениях Перро, которые итальянский автор перевел шестью годами ранее, после чего принялся за свой шедевр. Они разговаривают скорее с удивительной непринужденностью, как в баснях Эзопа – по-итальянски мы называем их favole, а не fiabe[55], чтобы отличать именно от волшебных сказок, которые мы рассказываем детям. И правда, в истории деревянного человечка как будто полностью отсутствует магия. Никаких заклинаний, заколдованных орехов[56] и зверей, которые творят невиданные чудеса, чтобы спасти принцев и принцесс от орков и злых колдуний. Пиноккио превращается в осла не как в сказке, при помощи чар или заклятия, а так, как предсказывал Говорящий Сверчок: его метаморфоза – логичное и неизбежное следствие праздного времяпрепровождения. Животные помогают герою: огромный голубь несет его по воздуху на берег, откуда отплыл на лодке Джеппетто, рассудительный тунец схожим образом доставляет его после бегства из акульего брюха прямо на сушу; но они делают все это, пользуясь лишь своими естественными, а вовсе не магическими способностями. По правде сказать, фея в этой истории и правда есть, но можно заметить, что ее чары весьма ограничены, она совсем не умеет накладывать настоящие заклятия. Возможно, все дело в том, что с самого своего первого появления она обнаруживает тесную связь со смертью и тяготеет к потустороннему миру, ведь она говорит: «И я тоже мертва».

Как и предсказывало ее начало, история Пиноккио – вовсе не сказка, не повесть, не басня: это причудливая смесь всех трех жанров, своего рода мифическое создание, химера с головой басни, телом повести и длинным сказочным хвостом.

Давайте бегло просмотрим три главы, предшествующие появлению героя в театре кукол. Голод заставляет Пиноккио подойти к горящему очагу с котелком, где булькает какое-то варево, но он замечает то, что читатель и так уже знает: это картина-обманка, trompe-l’œil, которую некто нарисовал на стене (возможно, сам Джеппетто, как предполагает Манганелли, однако автор не говорит об этом напрямую). Удивительно, что в такой бедной лачуге обнаруживаются фрески, и это обстоятельство контрастирует с простотой изображенной темы; в то время как в сказках, переведенных Коллоди, на живописных росписях красуются «все виды птиц, рыб, животных, деревья, растения и плоды со всего света, скалы, морские сокровища и ракушки, солнце, луна, звезды, портреты королей и правителей, властвующих над миром»[57]. Жилище Джеппетто можно, конечно, счесть своего рода платоновской пещерой, эту версию нам предлагает «параллельный» комментарий, но она все равно остается подвальной комнатушкой. Именно там оголодавший Пиноккио обшаривает все углы и шкафы в надежде найти «краюшку зачерствелого хлеба, кусочек сухаря, мясные обрезки для собаки, ложечку заплесневелой кукурузной каши, косточку от рыбы или от вишни – в общем, что-нибудь пожевать».

Куриное яйцо, которое он находит среди мусора, согласно