Читать книгу - "Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг. - Виталий Викторович Пенской"

Модель политических и торговых отношений, заданная римской курией в момент обострения отношений между Русской землей и католической Respublica Christiana в 1220-1230-х годах, оказалась на редкость живучей. В XIV–XV веках Новгороду и Пскову неоднократно приходилось сталкиваться с разного рода ограничениями в торговле с Ганзой и Ливонией, которые накладывали «партнеры». Во многом это было связано с тем фактом, что влияние Ганзы и ее младших партнеров, ливонских городов, строилось на том, что ей удалось в значительной степени монополизировать торговлю с Новгородом и выстроить на этой монополии здание своего могущества на Балтике. Немецкий историк К. Фридланд так прямо и писал: «Ганза – это Новгород». Условия этой торговли диктовали ганзейцы, и, естественно, они были выгодны прежде всего для них, тогда как новгородцы были вынуждены мириться с явно неравноправным своим положением в сложившейся системе.

Охота и бортничество в новгородских лесах.

Резные панели скамьи из собора Святого Николая в Штральзунде, между 1360 и 1370-м годами

Само собой, все это не могло не порождать постоянных трений между Новгородом, Ганзой и ливонцами, которые регулярно приводили к торговым войнам и взаимным санкциям и эмбарго на торговлю вообще или отдельными товарами в частности. При этом Ганза и Ливония всегда рассматривали оружие и коней, а зачастую также цветные металлы и изделия из них как стратегический товар, и запрет на продажу их русским действовал практически непрерывно. Правда, он столь же непрерывно нарушался, так как контрабандная торговля сулила слишком большие барыши, чтобы от нее можно было так просто отказаться.

Новые времена, старые нравы

Ситуация в регионе начала меняться во второй половине XV века, в особенности в последней его четверти. В уютном европейском мирке, отношения внутри которого выстраивались столетиями, неожиданно появилась могущественная третья сила. Нетрудно догадаться, что речь идет о Русском государстве, о Московии, которая неожиданно, как чертик из табакерки, вдруг появилась на политическом горизонте Европы и сразу заявила о своих великодержавных претензиях и амбициях.

Для Ливонии и ганзейцев явление Москвы стало неприятным сюрпризом. Политический вес Московии, подкрепленный ее немалым военным потенциалом – в чем мог убедиться Ливонский орден в серии конфликтов 1460-х – начала 1480-х годов, в особенности зимой 1481 года, – предполагал, что если раньше они имели дело по отдельности с Псковом и Новгородом (которые, к тому же, далеко не всегда выступали единым фронтом против «немцев»), то теперь и ганзейцам, и ливонцам придется столкнуться с более серьезным противником совершенно другой весовой категории.

Это не могло не вызвать растущих опасений в правящей верхушке Ливонской «конфедерации». Начался поиск решений, способных снизить уровень внезапно возникшей пресловутой «Rusche gefahr», «русской угрозы» — мотив, который как раз в эти десятилетия родился в переписке ливонских ландсгерров и гебитигеров («окружных начальников») с внешнеполитическими партнерами Ливонской «конфедерации». При этом орденские должностные лица делали упор на позиционирование себя как истинных защитников христианской веры и христианского мира, тогда как русских они стремились – и не без успеха – представить перед императором, римской курией и другими участниками большой политической игры на северо-западе Европы как «неверных схизматиков» и чуть ли не язычников. Во всяком случае, пришедших на смену язычникам.

Ганзейские купцы и корабли. Миниатюра конца XV в.

Мотив этот звучал в переписке ливонских ландсгерров еще в первой половине XV века, но сейчас ливонские власти (и в особенности орденские – для них появление «врага на Востоке» было воистину даром судьбы, ведь теперь у них снова появлялся утраченный было с крещением туземцев смысл жизни!) начали использовать его все активнее и активнее. Но как избыть эту угрозу с Востока? Хорошо бы, конечно, добиться объявления папой нового крестового похода, как это уже было на заре немецкой колонизации Прибалтики. Такое намерение магистр Ордена Бернхард фон дер Борх высказал летом 1473 года. Но крестовый поход – мероприятие весьма затратное и трудноорганизуемое, а пока он то ли будет, то ли нет, нет ли какого иного способа ослабить Московита, не дать ему усилиться и стать смертельной угрозой для Ливонии?

Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Уязвимые места русских немцам были хорошо известны. Например, та же нехватка, а точнее, практически полное отсутствие цветных металлов – а ведь их значение в условиях «пороховой революции» неизмеримо возросло: как без меди и олова лить пушки, а без свинца стрелять из аркебуз? И это не говоря уже о серебре! Способы давления на русских были не то чтобы отработаны (а контрабанда на что?), но известны. И вот в конце 1492 года по приказу Ивана III была возведена напротив Нарвы крепость Ивангород, а условия торговли «немцев» в Новгороде были ужесточены. В это же время в Ливонии всерьез задумались над тем, чтобы начать против московитов очередной виток торговой войны.

Эта торговая война в конечном итоге вылилась в первую попытку со стороны ливонских и ганзейских властей установить торговую блокаду Русского государства – не Новгорода и Пскова, как это не раз уже бывало прежде, но именно Русского государства.

Началось все с того, что ревельские ратманы объявили о своем желании наложить эмбарго на торговлю с русскими купцами и в самом Ревеле, и в орденской Нарве. В ответ на этот недружелюбный шаг наместники Ивана III в Новгороде усилили давление на немецких купцов, и столь излюбленная «немцами» торговая «старина» оказалась под угрозой. Ревельские ратманы, предчувствуя нехорошее, попытались заручиться поддержкой Ганзы, отправив зимой 1493–1494 годов своего посланника И. Геллинкхузена в Любек.

Ганзейские «мудрецы», выслушав «слезницу»-суп-пликацию ревельца, сочли опасения партнеров вполне обоснованными и решили по весне созвать очередной ганзетаг, чтобы, обсудив сложившееся положение, принять, как бы сейчас выразились, «консолидированное» решение об ответных мерах против русской угрозы.

Такой ганзетаг состоялся в мае 1494 года в Бремене. Делегаты от ганзейских городов решили, что послы, которые должны были быть отправлены из Ревеля в Москву, будут выступать от имени всех ганзейских городов. А чтобы их голос был лучше услышан в русской столице, собравшиеся в Бремене ганзейские «лутчие люди» одобрили ввод ограничений на торговлю с русскими городами вплоть до тех пор, пока ситуация не разрешится к лучшему. Судя по всему, именно тогда и был введен запрет на ввоз в Русскую землю цветных металлов и изделий из них, а также тех товаров, которые сегодня причислили бы к «товарам двойного назначения». То, что ввоз оружия и коней был