Читать книгу - "Железное Сердце - Станислав Дарков"

Я знал, что он хорош. Но видеть это вживую — совсем другое дело.

Но настоящей жемчужиной вечера стал Альберт Ланверн. Или, вернее, его бой...

Его оруженосец, бедолага, явно понимал, что у него есть два варианта: либо он подыграет своему господину, либо Ланверн разозлится и подыгрывать станет уже не нужно. Он выбрал первый. План состоял в том, чтобы изобразить хлипкое сопротивление, прежде чем эффектно упасть. Исполнение, конечно, хромало. Первые пару ударов он принял слишком крепко, и в какой-то момент я даже подумал, что парень, возможно, передумал и хочет драться. Но нет, вскоре он, тяжело вздохнув, неловко завалился на землю, будто вспоминая, что ему полагается проиграть. Ланверн поднял меч, наслаждаясь аплодисментами, а его оруженосец лежал на спине, глядя в небо с выражением человека, который пересмотрел свои жизненные решения.

Если бы у меня был бокал вина, я бы поднял его за этого парня. Хотя нет, для такого представления подошёл бы скорее дешёвый эль в грязной кружке — символ стойкости перед глупостью. Не за его актёрское мастерство – оно было отвратительным. Но за стойкость перед неизбежным.

Я перевёл взгляд на трибуны. Среди зрителей было немало знакомых лиц, но одна группа привлекала внимание особенно. Юна сидела с другими эльфами и полуэльфами, в окружении своих, как и полагается. Они оживлённо переговаривались, болея за кого-то из своих, и это было как-то… правильно. В этом городе не так много было мест, где эльфы могли чувствовать себя по-настоящему своими, но здесь, среди тех, кто разделял их кровь и взгляды, они находили своё место. Юна выглядела спокойной, но я видел, как время от времени её взгляд пробегал по трибунам, словно ища кого-то. Возможно, я только воображал это. Или, что вероятнее, я просто слишком привык к её вниманию, чтобы теперь оно не казалось мне чем-то важным.

Бои закончились. Арена, пропитанная пылью, потом и амбициями, на какое-то мгновение затихла. Только шорох шагов, негромкий гул голосов, да редкие выкрики торговцев, пытающихся урвать свою долю внимания, разбавляли тишину. Вся эта суета — лишь послевкусие схваток, расплывающееся в воздухе, как остатки удара, который уже не причинит вреда.

Ланверн, всё ещё наслаждаясь послевкусием собственного триумфа, бросил в мою сторону взгляд, полный снисходительного веселья. Его улыбка была едва заметной, но говорила громче любых слов. Он даже не пытался скрыть подтекст — мол, где же твой благородный род, Айронхарт? Неужели не нашёл в себе смелости выйти на арену? Неужели испугался? Если бы он мог, то наверняка выразил бы это вслух, но Ланверн не из тех, кто тратит слова без необходимости. Глупо было бы ожидать от него чего-то другого. Его выражение говорило за него, как герб на груди: он знал, что его победа не имела вес, но моё отсутствие – ещё какой.

Толпа постепенно редела. Кто-то возбуждённо обсуждал увиденное, споря о самых зрелищных моментах. Кто-то делал ставки на следующий этап, азартно перебрасываясь суммами, будто уже видел будущее. Завсегдатаи подобных турниров знали, что большие деньги крутятся не в поединках, а за их пределами. Где золото, там и власть, а где власть — там и те, кто хочет её урвать, будь то стражи порядка или те, кто обходил их стороной.

Я мельком заметил Юну. Она двигалась по трибуне вместе с группой эльфов и полуэльфов, которые держались отдельной кучкой, словно отгораживаясь от остальных. Они не спорили, не хвастались. Их разговор был сдержанным, но в глазах горел интерес. Кто-то из них победил? Или они просто пришли поддержать своего, несмотря на исход? Юна шла чуть в стороне, молча, но её лицо оставалось непроницаемым, как гладкая поверхность воды. Ни радости, ни разочарования. Её взгляд ни разу не скользнул в мою сторону, но я чувствовал, что она знала – я здесь. Губы её были плотно сжаты, пальцы чуть сильнее сжимали край плаща, едва заметное напряжение в осанке, которое выдаёт больше, чем любой взгляд. Вопрос был только в том, стоило ли мне подойти. Сказать что? Привет, как тебе турнир? Глупо. Как и сам факт того, что я вообще раздумываю об этом.

— Айронхарт даже не участвует, — пробормотал кто-то в толпе, не особо заботясь, чтобы его не услышали. — Видимо, не такой уж он и великий.

Слова, брошенные небрежно, но я уловил их сразу. Глупая, бездумная болтовня, но мой слух зацепился за них, словно мелкий осколок морской ракушки застрявший между пальцами ног. Такие вещи проникают глубже, чем должны. Не потому что я сомневаюсь, а скорее, потому что они звучат слишком привычно. Люди любят судить о чужой силе, даже не имея понятия, что она из себя представляет на самом деле...

Рядом со мной Ева чуть напряглась. Я не сразу обратил на это внимание, но её пальцы легко сжали подлокотник трибуны. Она тоже это услышала. И что важнее — ей это не понравилось. Я заметил, как она повернула голову в мою сторону, её взгляд коротко скользнул по моему лицу, оценивая реакцию. Она привыкла видеть меня уверенным. Привыкла к тому, что я не колеблюсь, не даю слабину. Что всегда отвечаю ударом, если мне бросают вызов. Но сейчас она видела не привычную уверенность, а молчаливое безразличие, которое, возможно, беспокоило её больше, чем если бы я вспылил. И сейчас она ждала, что я скажу, что усмехнусь, что сделаю что-то, что развеет этот момент.

Но я не дал ей ничего. Просто выдохнул и встал.

Трибуны постепенно пустели, превращаясь в однообразные ряды дерева и камня. Шум уходил волнами, оставляя за собой только ветер, который гонял пыль по краю арены.

Я уже поднялся, готовый уйти, когда ощутил лёгкое движение рядом. Не взгляд, не оклик, а именно движение — тонкое, выверенное, как взмах невидимого клинка.

— Ты слышал, что о тебе говорят? — голос был мягким, но в нём чувствовалась острая настороженность. Такая она, Ева.

Я замер, но не сразу обернулся. Уже знал, что услышу. Люди не любят тех, кто выходит из игры, кто не играет по их правилам. Кто не даёт им зрелища.

— Конечно, слышал, — ответил я спокойно, наконец взглянув на неё. — И?

Она стояла слишком близко. Слишком внимательно смотрела. В её глазах не было обычной отстранённости, с которой она привыкла общаться с окружающими. Нет, теперь