Читать книгу - "Плененная - Сильвия Мерседес"

– Ир-р-р?

Тон у тролля заинтересованный, и я продолжаю:

– Мне сказали, что тролли не заботятся о своих сиротах и если троллята теряют родителей, то их никто к себе не возьмет.

– Коркор, – кивает возница с привычно нечитаемым выражением лица.

– Почему? Почему о них никто не заботится? Почему никто не поможет им и не позволит другим им помочь? Вы считаете, что они приносят неудачу, или что?

Тролль бросает на меня короткий взгляд. Его рука напрягается под моими пальцами. Надеюсь, я не оскорбила его. Он некоторое время молчит, затем протяжно вздыхает.

– Морар тор Граканак заботиться о тех, кто не иметь мар или тар. Бог Первозданной Тьмы сам выбирать детей для себя. Если тролль взять детей бога, бог обгхат – как сказать? – покарать.

Я хмуро прокручиваю в голове услышанное.

– То есть принять сироту – значит нарушить волю вашего бога?

– Коркор. Плохо сделать.

Я надолго замолкаю, затем осторожно спрашиваю:

– А если я приму детей по их собственной просьбе, пойду ли я тем самым против вашего бога Первозданной Тьмы?

– Бог выбирать, кто есть его дитя, а кто принадлежать мар или тар. Бог выбирать, а не тролль. – Его твердый тон подразумевает абсолютную уверенность.

– Но разве не может быть такого, чтобы ваш бог Первозданной Тьмы решил дать детям новую семью? Решил дать им, скажем, новую мар?

Тролль пожимает плечами.

– Я мало знать о богах и их путь. Я хороший тролль. Делаю, как сказать мар, когда маленький тролль, и делаю, как сказать мар, когда большой тролль. Я не задавать вопросы Первозданной Тьме.

Полагаю, это троллиный эквивалент: «Я не богослов. Делаю, что скажет священник, и не морочу себе голову».

Я вновь погружаюсь в молчание. В ушах стоит цокот копыт морлетов, по щекам хлещет холодный ветер. Будет облегчением вернуться домой, в привычную обстановку.

Наконец карета начинает спуск.

– Хирак, груака девушка, – говорит возница, мягко подтолкнув меня локтем и указав пальцем в сторону.

Посмотрев туда, вижу тянущийся вдоль берега длинный причал.

Вскоре карета спускается к нему, и копыта морлетов ступают на доски.

Тролль слезает с облучка и протягивает мне руку, которую я с благодарностью принимаю. Ноги слегка подкашиваются, но я обретаю равновесие и, хотя внутри все дрожит, расправляю плечи. Сделав несколько шагов по причалу, оборачиваюсь и ловлю взгляд возницы.

– Ты будешь здесь, когда я вернусь?

– Коркор, груака девушка. Коркор.

Слабо улыбнувшись, киваю и поворачиваюсь лицом к длинному причалу и темному берегу, ждущему меня на том его конце. Попав сюда впервые, я не знала, что берег принадлежит Ноксару. В королевстве Ночи я никогда не бывала, но слышала множество рассказов о нем и мельком видела его жителей, когда они приезжали в Аурелис. Услышанное не породило во мне желания ознакомиться с ним.

Междуворотье совсем недалеко. Я не видела врат Ноксара при прибытии сюда, поскольку врата Аурелиса просто выплюнули меня посреди каменистого пляжа в конце причала. Но, похоже, принц заключил с королем Маэралом соглашение, гарантирующее безопасность его библиотекарям во время перемещений. Мне не должно ничего грозить.

Собравшись с духом, быстрым шагом пересекаю причал. Фонари, подвешенные на высоких столбах с интервалом в десять футов, дают маленькие островки света, но между ними царит кромешная тьма. Я достигаю конца причала, и фонарей тут нет вообще. Несколько мгновений стою, давая глазам привыкнуть к темноте. Когда могу уже хоть что-то разглядеть, вижу простирающийся по обе стороны от меня бескрайний берег. Его черные камни усыпаны песком, иные валуны в слабом свете луны походят на торчащие позвонки каких-то древних вымерших существ.

На мысе справа возвышаются врата.

Подхватив юбки обеими руками, я иду через пляж. И с каждым шагом все сильнее ощущаю взгляды невидимых обитателей, направленные на меня из затененных уголков и щелей. Я не обращаю на них внимания, сосредоточившись на том, чтобы взобраться на мыс. Глаза щиплет соль, на зубах скрипит песок, и, когда я наконец поднимаюсь на мыс, ледяной морской ветер забирается под плащ и кусает кожу.

Врата стоят прямо передо мной – огромный круг из черного, поврежденного песками и ветрами камня. Их высота такова, что по центру запросто бы уместился кентавр. Возле них я чувствую себя ничтожно маленькой. Стража у ворот нет. Нет рогатого Ликлора, который бы повернул циферблат. Последний я нахожу с подветренной стороны ворот – массивная штуковина с сотней или более символов по окружности, которые ведут в разные пункты назначения. Я отыскиваю символ, ведущий в мой мир, и на мгновение цепенею от страха, что мне не хватит сил повернуть громадный циферблат. Мои первые жалкие усилия смахивают на попытки свернуть гору.

Затем что-то сдвигается, и механизм начинает вращаться чересчур быстро. Приходится с силой потянуть рычаг, чтобы стрелка не проскочила мимо нужного мне символа. Установив стрелку, жду несколько мгновений, вглядываясь в воздух вокруг каменной арки. И наконец замечаю проходящую по ткани реальности рябь, похожую на радужную вуаль, едва видимую невооруженным глазом.

От радостного волнения по коже бегут мурашки. Мне никогда еще не давали дополнительного выходного дня! Оскар удивится, увидев меня? Возможно, он еще не впал в глубокую депрессию. Возможно, он будет похож на себя прежнего, пусть и совсем ненадолго.

Кутаясь в плащ, шагаю в арку. Рябь усиливается, открывая путь между мирами. Я смотрю сквозь мрак и туман на темные воды пролива и на краткий миг вижу остров Веспру и далекий пик Обреченного города. Свет звезд отражается от хрустального купола библиотеки.

Я задерживаю дыхание.

Междуворотье открывает путь, и, закрыв глаза, я мчусь через миры.

Глава 4

Сколько бы раз я через это ни проходила, путешествие между мирами не становится приятней.

Сейчас оно даже хуже: почему-то переход из Ноксара в мой собственный мир проходит мучительнее, чем из Аурелиса. Возможно, потому, что ворота в плохом состоянии и заложенная в камни магия ослабла, потрепанная стихиями.

Обычно при переходе у меня возникает ощущение, будто острые лезвия проходятся по верхнему слою кожи от макушки до кончиков пальцев ног. На этот раз меня словно тянет в разные стороны, все больше и больше, еще и еще, пока уже не кажется, что я лопну как натянутая струна. Это не то чтобы больно, точнее, словом «боль» этого не описать. Во время растяжения чудится, что часть моей сущности продолжает зависать на мысе над океаном, а остальная ее часть, пересекшая миры, отчаянно пытается утянуть ее за собой, чтобы собраться воедино.