Читать книгу - "Большие Песцовые радости - Инди Видум"

Стаминский улыбнулся, но улыбка казалась немного напряженной. Он явно рассчитывал, что дальше разговор на себя возьмет Шелагин-старший, но тот молчал, поэтому визитеру пришлось продолжить уговоры.

— Я знаю, что вы уже вернули одному князю реликвию и идут переговоры о возврате остальным, как и о замене губернаторства на княжения. Как в случае с Фадеевым.

— Увы, с Фадеевым княжеский титул обернулся против него, — грустно сказал Шелагин. — Следствие, конечно, еще идет, но я уверен, что это месть Живетьевых со всеми присущими этому гнилому семейству спецэффектами.

Лицо Шелагина исказила гримаса отвращения, Стаминский же тоже не остался безучастным. Как мне показалось, он занервничал еще сильнее.

— Я — не Фадеев, — заметил он. — Я — потомственный князь.

— Да, вы не Фадеев, он клятву верности Живетьевым не давал. И вы не князь. Без реликвии князей нет.

— Я тоже не давал клятву верности Живетьевым, — возмутился Стаминский.

— А кому вы давали?

— Никому. Князья никому не клянутся в верности.

— Павел Васильевич, у вас на ауре отпечаток клятвы…

Стаминский дернулся, как будто его внезапно ударили под дых.

— С чего вы взяли?

— Императорская реликвия дает некоторые возможности… — как можно обтекаемей ответил Шелагин. — Покойный император наверняка был в курсе, что вы — слуга его близкой подруги.

— Он никогда ничего подобного не говорил!

— Не говорил, потому что ему было все равно. А мне — нет. Вы предлагаете дать мне клятву верности в обмен на княжество, а сами повязаны более ранней клятвой по уши.

— Живетьева умерла, клятва ей уже ничего не значит, — затравленно выдавил Стаминский, переставший отпираться.

— Ой ли? Не для того ли Евгения Павловна прибрала сердце Живетьевой?

— Что за чушь вы несете?

Шелагин раскрыл папку и вытащил из нее лист с распечатанным кадром. Кадр был черно-белым, но выглядела на нем великая княгиня весьма живописно. А уж понять, над чьим телом она стоит, сжимая в руках комок вполне определенного вида, смог бы даже идиот.

Стаминский идиотом не был, поэтому понял сразу, чем это ему грозит, и побледнел.

— Пока сердце в руках вашей дочери, никакая клятва мне значения иметь не будет, — любезно сообщил Шелагин. — При всем уважении, Павел Васильевич, возвращать вам в такой ситуации княжество — вести страну в пропасть. Принесете сердце — вернете княжество. После клятвы, разумеется.

— Павел Тимофеевич…

— Уговоры бесполезны, — с таким металлом в голосе сказал Шелагин, что Стаминский тут же заткнулся. — Пока сердце не будет у меня в руках, к вам реликвия не вернется. Более того, затянете — в сеть утечет эта фотография вашей дочери. Как вы думаете, как скоро от меня потребуют взять ее под стражу? А может быть, и всю вашу семью? Идите, Павел Васильевич, и подумайте над перспективами как нашего сотрудничества, так и отказа от него. Не занимайте моего времени.

Стаминский нацепил на лицо дежурную улыбочку, наверняка подумав, что Живетьева умудряется доставлять ему неприятности и после смерти. Похоже, желание пропихнуть свою дочь за цесаревича было столь сильным, что подвигло Стаминского на неосторожную клятву. Арина Ивановна, разумеется, приняла ее с радостью: кто там будет супругой цесаревича, ее не волновало, потому что она уже была уверена в том, что станет императрицей. После чего ей было бы глубоко наплевать на сопутствующие потери, к которым относились бы и князь Стаминский с дочерью.

— Все? Ухожу? — спросил я по связи Шелагина.

— Да, — ответил он так же. — В отношении остальных твое присутствие не столь важно. Хотя их тоже неплохо было бы проверить на клятвы, но я сегодня собираюсь только раздавать обещания.

Вернуть реликвии ему бы без меня и не получилось, потому что с той, что была отдана вчера, всю подготовительную работу проводил я. Точнее, мы с Песцом. Но стоять здесь в невидимости весь день? Увольте. У меня были планы, которые я повторно озвучил утром и с которыми Шелагины согласились. Потому что алхимия не терпела — требовалось срочно делать новые зелья, используемые Грековым в таком количестве, как будто он не спаивал допрашиваемым, а делал для них ванны.

Поехали мы к Проколу в Дальграде, причем в этот раз со мной были Греков и еще двое его подчиненных. Шелагин-младший был слишком занят делами отца чтобы составить нам компанию. В итоге они должны были все разгрести и старший Шелагин передавал младшему реликвию, отказываясь от княжества. Дальше предполагалось, что младший будет уже заниматься чисто княжескими делами, а старший — императорскими. При этом с подключением к императорской реликвии Шелагин-старший решил погодить, пугал его пример покойного императора.

Насколько я понял из объяснений Песца, и раньше к главной реликвии прикреплялся не главнокомандующий, а маг, чья сила позволяла управлять устройством. Для того устройства, что нынче называется императорской реликвией, требовалось не менее пятнадцати кругов силы, а лучше больше, чтобы не было выгорания. У меня в настоящее время было уже почти семнадцать, потому что я не пренебрегал ни медитацией, ни тренировками. Песец говорил, что такой быстрый рост долго не продлится и связан именно со снятием блока: идет высвобождение потенциала, который блоком сжимался как пружина. Вот она и распрямляется.

Глюка опять пришлось поручить Таисии. Она была не столь занята, как мать. Княгиня Беспалова в настоящий момент развила бурную деятельность уже непосредственно по подготовке к коронации. С нарядами, видать, определилась, теперь подгоняла к ним все остальное.

На Изнанке я бы с удовольствием просто проехался, но у меня были конкретный список необходимого и ограниченное время, поэтому даже к базе мы не выбрались. На карте у меня были уже свои пометки, так что я отправился сначала к одним зарослям, а потом прямиком к другим. Почти, потому что пришлось остановиться у подвернувшегося по дороге мерцающего слизня, ингредиенты из которого требовались для зелья Правды. Приговорили мы его в восемь рук практически моментально. Пришлось задержаться, только чтобы вырезать из него все полезное и снять кожу. После чего я был уверен, что больше ни на что отвлекаться не стану.

«Камнеплюйчики, — оживился Песец. — Две штуки. Как раз на короткую шубку. Молоденькие совсем, из них особенно нежный мех выходит».

«Неужели?»

«Я тебя когда-нибудь обманывал? — оскорбился он, притворившись, что не понял.