Читать книгу - "Большие Песцовые радости - Инди Видум"

— И попляшем на их костях, — невнятно добавил он.

— Непременно попляшем. А потом сожжем останки и развеем. А для этого нужно, чтобы ты сейчас съел вот столько. — Евгения Павловна, обозначила примерно кусок, после отрезания которого от сердца останется всего лишь треть. — И остальное — вечером. И все. Мы с тобой победители.

Зелье, которым ребенок запивал мясо, было темно-зеленым, тягучим, похожим по консистенции на густой сироп, но судя по тому, с каким отвращением его глотал ребенок, от сиропа по вкусу оно было далеко. Да и вообще вкусовыми качествами не особо отличалось.

Вставал вопрос, что делать с сердцем. Позволить Евгении Павловне скормить сыну всё я не собирался, но ребенок уже съел часть, а забирать прямо сейчас — она всполошится раньше времени. Запись я, конечно, вел, но не был уверен, что ее стоит показывать хоть кому-то.

Спохватился и отправил Шелагину-старшему сообщение.

— Стаминская скармливает сердце Живетьевой сыну. Говорит, что обязательства перейдут ему.

— Забирай остатки и немедленно ко мне вместе с Грековым.

— Позвоните ему для конспирации.

Честно говоря, я даже испытал облегчение, потому что с Шелагина сталось бы приказать немедленно убить обоих — и мать, и ребенка. Я понимал, что все равно этим закончится, но брать на себя такое не хотел бы.

Тем временем запланированный кусок живетьевского сердца был доеден и довольная Евгения Павловна убрала емкость с глаз сына в сейф. Сейф был в той же комнате, что и они, а уходить никто не торопился. Наоборот, Евгения Павловна начала вести воспитательную беседу, которая сводилась к тому, что всех врагов следует убивать сразу, а не ждать, пока они наберут силу. Я прикрыл кусок комнаты с сейфом иллюзией и под ней быстро вскрыл сам сейф. Сердце вместе с банкой отправилось в мой пространственный карман, а я — на выход, сопровождаемый кровожадным детским:

— Мы еще искупаемся в крови врагов, да, мам?

От ребенка, которого заставили есть вражеское сердце, ожидать нормальности было бы странно, и все же звучало это жутковато. И был рад, что очень быстро перестал все это слышать.

«Борьба за власть всегда была грязным делом, — заметил Песец, уловивший мои ментальные терзания. — Выскочить уже все равно не получится».

Я с ним спорить не стал, потому что был согласен. И всё же… Всё же считать своим противником ребенка не мог. Пусть даже он пока вырастет, успеет накопить ко мне столько ненависти, что ее хватит на десяток человек. Расправляясь с ребенком, я чувствовал бы себя в своей системе ценностей Владиком, если не кем похуже.

Греков и его подручные к этому времени управились со своей едой и потихоньку подтаскивали с тарелок моего фантома, чтобы никто не удивлялся их наполненности. Подменил я фантом собой совершенно незаметно и сразу же сказал:

— Что-то мне больше не хочется.

— Понятное дело, — обрадовался Греков. — После звонка Павла Тимофеевича у кого угодно аппетит пропадет.

Все подскочили из-за стола, как будто торопились на пожар. Впрочем, я не был уверен, что это не он: ситуация, прямо скажем, казалась опасной и требовала разрешения как можно скорее.

Доехали мы быстро, немного притормозили на подъезде к воротам, где наблюдалось оживление: кто-то приехал на назначенную встречу, кто-то с нее уезжал, а кто-то был уверен, что стоит ему появиться без предварительного звонка — и его непременно втиснут в плотное расписание.

Но пока в тесное расписание впихнули только меня. Я коротко пересказал увиденное и услышанное. Грекова временами довольно эмоционально реагировал. Как, впрочем, и Шелагин-старший. Показал я им и остаток живетьевского сердца.

— Вот как чувствовал, что эти Стаминские еще устроят, — проворчал Греков. — Предлагал же сразу решить с ними вопрос, Павел Тимофеевич. А вы заявили, что с клятвой старшего Стаминского проблем не будет. Конечно, не будет, потому что при любой клятве он теперь станет действовать в интересах внука. Думаю, того, что тот сожрал, уже достаточно.

— Евгения Павловна говорила, что нужно съесть все, — напомнил я.

— Сам говорил, что на нем уже отпечаток ауры Живетьевой.

— Это да, — пришлось признать.

Шелагин-старший потер лоб.

— Нужно всё хорошенько взвесить, чтобы не рубить сгоряча, — решил он. — Илья, думаю, ты имеешь право на отдых, а вот Алексей Дмитриевич — пока нет.

Как я понял, меня завуалированно отстраняли от решения, что делать со Стаминскими. Ничего против я не имел, так как определенно не хотел участвовать в решении судьбы Евгении Павловны и ее сына. Что-то мне подсказывало, что она окажется незавидной.

Поэтому я направился к Таисии за Глюком и уговорил ее побыть уже с нами обоими. Следующий час мы провели все вместе в гостиной. У меня не отложилось в голове, о чем мы разговаривали, потому что подсознательно я постоянно ожидал известий о Стаминских. Но до самого ужина ни одной новости о них так и не проскочило. Шелагины меня на совещание также не приглашали.

Я испытал небольшое разочарование, потому что был уверен, что действовать начнут сразу. Даже я, с моим невеликим опытом, понимал: стоит обнаружиться пропаже сердца, как Евгения Павловна исчезнет из нашей досягаемости, к гадалке не ходи.

В столовую мы с Таисией вошли первыми, почти сразу к нам присоединились Шелагины и Греков, а вот княгиня Беспалова появилась с опозданием и была чрезвычайно взбудоражена.

— Какая все-таки тварь! — экспрессивно бросила она.

— Вы о ком, Калерия Кирилловна? — равнодушно уточнил Шелагин-старший. — Какой-то поставщик отказывает в скидке?

Она застыла, удивленно раскрыв рот.

— Как, вы не в курсе? Вся столица стоит на ушах.

— Простите, Калерия Кирилловна, мы были очень заняты всё это время, — устало улыбнулся Шелагин-старший. — Проблемы, знаете ли, лезут одна за одной.

— Но это же касается в первую очередь вас.

— Быть может, тогда вы перестанете говорить загадками и поясните, что случилось.

Она неожиданно всхлипнула.

— Ваш дворец, его больше нет, — с трагическими завываниями сообщила Беспалова.

Шелагин-старший недоуменно огляделся.

— Простите, Калерия Кирилловна, но это я бы точно заметил. Он на месте, и ничего с ним не случилось.

— Да разве я про этот? Я про тот, что в центре Дальграда. Эта мерзавка его взорвала, чтобы он вам не достался. Что же теперь делать? Церемония была запланирована в определенном зале. Куда теперь