Читать книгу - "Божьим промыслом. Серебро и олово - Борис Вячеславович Конофальский"

— И в Мален, и в Эвельрат, Бруно Фолькоф тоже получил моё письмо, он сообщил о нашем деле представителям властей кантона Брегген. Все выразили свою благодарность нам. — Сообщил генералу полковник. Потом он поставил стакан на стол, глубоко вздохнул и бросил быстрый взгляд на Элеонору Августу. И тогда генерал и говорит супруге:

— Дорогая моя, не могли бы вы нас оставить?

Баронесса бросила на мужа испепеляющий взгляд полный возмущения, второй раз за утро он выгонял её, женщина поняла, что сейчас и начнётся самый интересный для неё разговор. Она и сидела, может быть, тут только ради него. Но Волков настоял:

— Госпожа моя, нам с полковником надо поговорить.

— Конечно же, господин мой, — отвечала баронесса, вставая, она не могла при посторонних спорить с мужем, но уже по её взгляду он понял, насколько она возмущена подобным произволом.

А Карл, поднявшись и проводив её взглядом, сел потом на своё место, и начал собираться с духом, но Волков ждать не стал:

— Заканчивайте этот балаган, полковник. Давайте уже поговорим. Что вы мнетесь? Что вы собираетесь мне сказать?

Глава 43

— Я считаю, — наконец начал Брюнхвальд, — что у мужей не должно быть всяких умолчаний и недосказанностей, мы не девы юные, и у нас должна всегда быть полная определённость.

— Именно так, — согласился Волков. — И вы, как я полагаю, хотите поговорить о последнем… Неприятном событии. Вы про то, что госпожа Ланге сбежала от меня?

— Да, да, про это. — Соглашается Брюнхвальд и добавляет. — И про все те слухи, что витают вокруг.

— Витают? — Уточняет генерал. — И что же это за слухи? Может объясните мне?

— У меня был Роха… — Начал полковник нехотя. — И вот он мне сказал, что его жена… И другие дамы Эшбахта говорят… — Тут он замолкает. Видно, что этот разговор, даётся полковнику с большим трудом. — В общем, дамы говорят, что к этому внезапному отъезду госпожи Ланге мой сын Максимилиан имеет… Имеет какое-то отношение. — После этого Брюнхвальд замолкает.

И тогда генерал произносит:

— Карл, я тоже считаю, что Максимилиан имеет отношение ко внезапному отъезду госпожи Ланге.

Лицо старого солдата темнеет, кажется он, до сих пор, отказывался верить в слухи, мало ли что там бабы болтают… Но когда ему об этом сказал сам генерал, человек, который никогда не разбрасывается словами понапрасну…

А Волков и продолжает:

— Коннетабль выяснил, что госпожа Ланге часто отправляла письма, только не на почту в Мален, а передавала через проезжавших купцов, на тот берег реки, Сыч выяснит кому отправлялись те письма. И я думаю, что госпожа Ланге не могла сама решиться на такой… Отъезд. — И тут он смотрит на полковника и видит по его лицу, по редким для него, странным движениям руками, что тому очень непросто слышать всё это. Но раз уже они решили про меж себя, что между ними не должно быть недомолвок, Волков и заканчивает. — Карл, она сбежала, забрав деньги, что были выделены на строительство новой церкви.

— О, Господи! — Тихо говорит Брюнхвальд. А Волков и продолжает:

— И теперь меня ожидает очень неприятный разговор с епископом Малена. И посему я хотел бы знать, ну вдруг, слухи не врут и Максимилиан заодно с госпожой Ланге: Карл, куда бы мог податься Максимилиан?

— Он ездил в Хузэн. — Едва слышно отвечает Брюнхвальд. — Он ездил туда, я вам говорил о том. Он ездил к матери и брату. Они теперь там живут.

— Хузэн, — вспоминает генерал. — Это же в Эксонии…

— Да, это Верхняя Эксония.

— То края самых лютых, самых отъявленных еретиков, — прикидывает

Волков. — Оттуда мне никаких денег вернуть не получится. Ни денег, ни воровки. Если всё так… То они хорошо это придумали.

Никогда в жизни генерал не видел своего товарища таким растерянным, таким удручённым. Даже когда они сидели в осаждённом еретиками лагере, даже тогда, когда положение было ужасным, Карл Брюнхвальд сохранял ледяное спокойствие и впечатлял подчинённых показательным хладнокровием. А тут… Он был просто раздавлен. Перед генералом сидел обессиленный, и даже понурый старик. Который, наконец, поднял на Волкова удивленные глаза и спросил:

— А сколько же там было денег? Ну, тех, что вы приготовили на церковь?

— Не помню точно, — отвечает Волков, — нужно будет спросить у епископа, но кажется двадцать шесть тысяч.

— Святая Дева! — Карл теперь ещё и испуган. — Господь милосердный. — И теперь он уже сморит на генерала даже с укором. — Но зачем же вы доверили женщине такие деньги?

Этот вопрос очень, очень неприятен для барона, что называется не в бровь, а в глаз. И вправду? Зачем он доверил слабой жене этакие сокровища? А всё дело было в том, что он не хотел те деньги держать у себя: уж больно был велик соблазн попользоваться ими, а ещё потому, что не хотел сам заниматься церковью, а доверить эту кучу серебра отцу Семиону… Уж лучше самому их потратить, вот и выбрал её. Идеальная женщина. Набожная. Любящая мать.

Чистая и чистоплотная. И он отвечает своем товарищу:

— Потому что я ей доверял, Карл, так же, как и вам. — Он сморит на Брюнхвальда, и заканчивает. — Она была идеальна, ну да вы же её хорошо знали и сами. Но у женщин, как всем известно, есть одна слабость… И я наивно полагал, что для неё та слабость это я сам. Как мы теперь видим — я ошибался. То был не я…

— Предательство… — просипел полковник. Тут же немного откашлялся и продолжил уже в голос. — Предательство бьёт очень сильно, будто наотмашь латной перчаткой в лицо получил. Дух вон, мысли вон… Смятение. Удар вышел знатный. — Он вздыхает. — Но надо собраться… Нам надо собраться, друг мой и принять решение, как и должно мужчинам. — Волкова немного позлило, что в этих правильных словах про предательство, Карл так и не упомянул имени предателя. Ну, ладно, не назвал, так не назвал. Видно, старому полковнику это невмоготу. И генерал простил товарища. А тот и продолжал. — Двадцать шесть тысяч… Это огромные для меня деньги. Я считаю… Ну, если всё окажется… Всё случилось, так как мы думаем, — он опять имел в