Читать книгу - "Темная сторона - Майк Гелприн"

в виду, их еще называют биологическими.

– И что же? – не понял я.

– Видишь ли, вы с Антоном – подкидыши. Ваша биологическая мать избавилась от вас, едва родила.

– Как это? – изумился я. – Как это: избавилась?

– Да так. Отнесла новорожденных к детскому дому и оставила на крыльце. Так нам с мамой сказали, когда мы оформляли усыновление. Мы не знаем, кто эта женщина. И, конечно же, не знаем, кто ваш биологический отец. Но представляешь, каким чудовищем надо быть, чтобы бросить своих детей?

– Нет, – признался я. – Не представляю.

– Ничего, сынок. Вырастешь – поймешь.

В следующий раз я увидел Антона полгода спустя.

Он стоял в тени от козырька у крыльца двухэтажного дома и напряженно чего-то ждал. Чего именно, я понял, когда двое парней лет восемнадцати выскочили изнутри с узлами и чемоданами в руках, после чего все трое понеслись прочь.

– Шпионишь, фраер позорный? – обернувшись на бегу, передал мне Антон. – Задрот сраный. Скажешь кому, завалю.

На этот раз я не испугался. Ни угрозы, осуществить которую он никак не мог, ни увиденного. С тем, что мой брат-близнец – хулиган, вор и выжига, я свыкся.

К этому времени я всерьез увлекся Россией и всем, что с ней связано. По словам Ханны, по-русски я говорил практически без акцента. Бегло читал и сносно писал, хотя и с грамматическими ошибками. Я также с увлечением следил за затеявшим перестройку Горбачевым, не пропускал телевизионные передачи с его участием, штудировал российскую историю, неплохо знал географию и запоем поглощал литературу. Все подряд из библиотеки старого доктора – от классики до детективов и боевиков.

Еще через полгода я увидел, как два дюжих мужика в милицейской форме волокут скрученного Антона к автозаку и заталкивают внутрь. Пару месяцев спустя – как судья выносит ему приговор. А еще через месяц – как полдюжины подростков в бараке метелят его кулаками.

– Не бзди, ссыкло, – прохрипел мне Антон с барачной шконки, когда избиение закончилось. – Это прописка. На малолетке ее проходят все.

– Сам ты ссыкло, – в сердцах огрызнулся я. – Вор!

– Вор, – согласился брат. – Зато не фуцан позорный, как ты.

Я не успел ответить – передача закончилась.

За год я видел Антона еще трижды – отмахивающимся заточкой от наседавших на него малолеток, затем брошенного в карцер и, наконец, скукожившегося на лазаретной койке.

– Пошел нахер, – напутствовал меня брат в ответ на слова сочувствия. – Сопляк сраный, чтоб тебе подохнуть.

К доктору родители больше меня не водили. Я рос тихим мальчиком, послушным и дружелюбным. Хорошо и в охотку учился, брал медали на окружных соревнованиях по легкой атлетике и по-прежнему запоем читал на русском. С лихвой доставшаяся брату дурная наследственность меня обошла стороной.

Через неделю после того, как мы всей семьей отпраздновали мое пятнадцатилетие, в автомобильной катастрофе погибла Барбара. Я очень ее любил, больше, чем обоих братьев, и смерть сестры стала для меня первым в жизни тяжелым горем.

Я плакал навзрыд, когда полицейские извлекали то, что осталось от Барбары, из искореженной «Тойоты». Меня трясло, колотило, ломало, и я не сразу разобрал обращенные ко мне слова.

– Зажмурилась, что ль? Что за телка?

– Сволочь, – рванувшись на голос, заорал я. – Гадина, урод! Это моя сестра.

– Да? Ну и хер с ней, – хохотнул Антон и исчез.

Лишь немного придя в себя после похорон, я осознал, что связь работает в обе стороны. Только вот в отличие от мерзавца-брата я оказался в экстремальной ситуации впервые в жизни.

Я с отличием окончил школу и был принят престижным университетом в Талсе. Первые месяцы в студенческом кампусе изрядно тяготили меня, привыкшего к домашнему уюту и заботе близких. Потом я адаптировался. У меня появились новые друзья, новые интересы, увлечения и занятия. А за неделю до восемнадцатилетия я влюбился.

Девушку звали Викки, она была дочерью семейной пары, политических эмигрантов из Москвы, и единственной студенткой на курсе, говорившей по-русски. Еще она была ладной, светловолосой, легкой на подъем и за словом в карман не лезла.

За час до назначенного Викки свидания я извелся. Мы договорились смотаться в кино, я заранее купил билеты и маялся ожиданием, раз за разом ужасаясь тому, что буду делать, если она не придет.

Когда до назначенного часа оставалось десять минут, я уже не находил себе места и метался с букетом белых гвоздик по асфальтовому пятачку перед памятником Аврааму Линкольну.

– Чего стряслось, недоумок?

Я вздрогнул, развернулся на месте. Антон, недобро щурясь, разглядывал меня исподлобья. Он был выряжен в дурацкий малиновый пиджак, сидел на капоте серебристого «Мерседеса» с тонированными стеклами и вертел вокруг пальца брелок с ключом зажигания.

– Не твое дело, – выпалил я.

– Телку ждешь? – безошибочно определил Антон. – Гондон хотя бы есть?

– Да пошел ты, – в сердцах выдохнул я.

В этот момент напряжение меня отпустило. Чужое пространство стало тускнеть, истончаться и, наконец, сгинуло.

– Эван. – Я развернулся на голос. Викки стояла в пяти шагах и с удивлением разглядывала меня. – Ты будто с кем-то разговаривал, Эван? Я не помешала?

Я почувствовал себя дурак дураком. Надо было солгать, но лгать и изворачиваться я не умел.

– С братом, – признался я и запоздало протянул гвоздики. – Извини. Это тебе.

– Да? Спасибо. И где же он, твой брат?

– Он… Понимаешь, он далеко, в России. Но иногда я его вижу. Больше никто, только я. Сейчас расскажу.

В кино мы с Викки не пошли и просидели на парковой скамейке дотемна. История о моем брате заняла добрых полтора часа.

Я рассказал о первой передаче, с дракой у бетонной стены. О второй, с лохматым расхристанным мужиком, избивающим миниатюрную женщину. О краже, аресте, приговоре суда, сроке, карцере, тюремном лазарете и смерти Барбары.

Затем о том, что было за последние три года, когда с участившимися появлениями Антона я свыкся. Выход на волю. Ограбление ювелирного. Ограбление антикварной лавки. Нападение на инкассатора. Перестрелка на пустыре. Еще одна, на полосе отвода железной дороги. И новая, в ресторане с залитыми кровью скатертями на столиках. Поножовщина на лесной опушке. Связанный седой старик, которого брат деловито прижигал паяльником. Сауна с голыми шлюхами и здоровенным бугаем с пистолетом, зажатым в татуированной ладони. И наконец, сегодняшнее появление – передачу второй раз в жизни инициировал я.

– Боже мой, – выдохнула Викки, когда я закончил. – Это больше похоже на игру воображения, чем на правду. Мне проще поверить в привидения, в вампиров, в полтергейст, чем в такое.

– Напрасно, –