Читать книгу - "Пешка - Джоан Виндж"

Я качнул головой, увидев в глазах Мики вопрос.

— Плохо. Ты был прав. Он настоящий сумасшедший. — Я посмотрел на запертую дверь, глухие неприступные стены. — Теперь, во всяком случае, я знаю почему. Пойдем. Давай сматываться отсюда.

Мика в легком недоумении пожал плечами. Когда мы пошли по улице, он ссутулился и, шагая сбоку от меня, старался держать безопасную дистанцию.

За нашими спинами вдруг раздался лязг и скрежет: железная дверь распахнулась. На пороге дома показался человек — бесформенный и безликий; он болтался внутри целого вороха разномастной одежды. Но мне не составило никакого труда опознать его в лицо: на месте правого глаза сидела гнойная слезящаяся язва. Я поспешно отвел взгляд.

— Кто? — спросил он. Голос его был хриплым, точно он не разговаривал уже несколько недель. — Который из вас?

На мгновение мне показалось, что он совсем слепой и не может нас видеть. Но потом я понял смысл его вопроса.

— Я, — сказал я и сделал шаг вперед. — (Я.)

Я вложил образ в слегка разжавшийся кулак его мыслей так бережно и осторожно, словно передавал хрупкий кристалл. Давно я так аккуратно не работал.

Мозг его судорожно сжал образ, раздавил и начал открываться снова — миллиметр за миллиметром, — пока одно из щупалец не разжалось совсем и не вытянулось, подзывая меня. (Подойди сюда.) Его настоящая рука, спрятанная в ветхой, почти превратившейся в лохмотья перчатке, вздрогнула, пытаясь продублировать мысль жестом — в случае, если я не понял.

Хотя подходить ближе у меня не было охоты, я пошел к нему, не видя другого шанса. Я старался смотреть ему прямо в лицо, но мой взгляд убегал каждый раз, когда сочащаяся гноем язва попадала в фокус. Интересно, и как, черт побери, он мог жить с невылеченным нарывом? И как давно он носит одну и ту же одежду? Я унюхал его, еще не приблизившись, настолько, насколько он того хотел.

Он стоял, пристально глядя на меня и щуря здоровый глаз, словно даже этот сумрак был для него слишком ярок. Так, мельком взглядывая на него снова и снова, я дорисовал его лицо, покрытое щетиной наполовину сбритой бороды. Он был почти лысый, да еще частично сбрил оставшиеся волосы. Голова его была бледной, с неровностями, словно ее вылепили из комковатого теста. Зубы — гнилые. Возраст его я не мог определить: может, средних лет, может нет. Здоровый глаз, как отличный изумруд, светился ярко-зеленым.

Одетая в перчатку рука поднялась к моему лицу. Мне удалось не отпрянуть назад, когда она пощупала меня, как любопытный паук, и опустилась снова. Он всего лишь доказывал себе, что я настоящий.

— (Телепат?..) — спросил он.

Я кивнул.

— (Что… что тебе надо?) — Неуверенное бормотание его мыслей внутри моей головы подсказало мне, что долгое время он и этим голосом не пользовался.

— (Мне нужна помощь. Хочу подключиться к системе.)

Его мозг захлопнулся, раскрылся снова.

— (Чьей?)

— (Он называет себя Доктор Смерть.)

Его пальцы с молниеносной быстротой вцепились в ворот моей рубашки, застав меня врасплох.

— Кто послал тебя сюда? — проскрежетал он, теряя контроль, обрывая тонкий волосок контакта.

Я с силой разжал его хватку и, когда он отступил, перевел дыхание. Я чувствовал Мику, который, переминаясь с ноги на ногу, держал наготове свою охранную систему.

— (Никто меня не посылал.) — Я опустил свою защиту настолько, чтобы он мог поглядеть сам и поверить. — (Мне нужна кое-какая информация; она есть только у Смерта. Я могу заплатить…)

— (Иди отсюда.) — Он повернулся и пошел, волоча ноги, к двери.

Я заскрипел зубами.

— (Подожди! Сколько времени прошло? С тех пор, как ты чувствовал это? С тех пор, как у тебя был собеседник, который мог говорить с тобой?)

Он остановился, развернулся. Мои зрачки съежились от страха. Я заставил себя смотреть сквозь него той, второй парой глаз, пока его телесная оболочка не растворилась. Я чувствовал, как он что-то вспоминает: прикосновение; слова, которые не прозвучали, но просто были, — давно, так невыносимо давно, что казались сном или мечтой… Его единственный глаз покраснел и заслезился; кадык передернулся. Наконец он кивнул — без слов и мыслей — и, направляясь к двери, махнул рукой, чтобы я шел за ним.

Я и пошел; Мика следовал за мной по пятам с безразличным лицом, но в его мозгу тревожно мигало: «готов».

— Кто это? — Мертвый Глаз вдруг резко остановился, загораживая дверной проем и глядя на Мику.

— Мой брат, — сказал я, и у Мики дернулся рот.

— Он не очень-то похож на тебя, — проворчал Мертвый Глаз и больше не сказал ни слова.

Мы шли через черное гулкое нутро особняка. Мика повис у меня на рукаве, потому что не мог видеть в темноте без своих ночных линз, и недоумевал, почему мы, похоже, можем, а он — нет.

Наконец впереди блеснул свет. В самой глубине особняка Мертвый Глаз устроил свою комнату, свое убежище. Его мир оказался не таким, как я ожидал. Освещенная одной-единственной ламповой тарелкой, торчащей из стола, как гриб, комната была аккуратной, аскетичной и чистой. Мрачная, приводящая в уныние, но добротная мебель; портативный кухонный блок; и всего лишь один терминал — всякий, у кого есть место поставить его, должен иметь такую штуку, чтобы жизнь могла продолжаться. Мика оказался прав — ни одного видеофона в терминал вмонтировано не было. У Мертвого Глаза не было и экрана. Мне стало ясно, что он не страдает из-за нехватки денег. Его так устраивало.

Он сел в старое кресло-качалку и что-то вынул из стоящего рядом ящика. Я увидел пару длинных толстых игл, воткнутых, как мне показалось, в лохмотья, оставшиеся от какого-то свитера. Мертвый Глаз распутал нитки. Его руки знали, что делали. Мика напрягся, пытаясь сообразить, не оружие ли это. Взглянув на Мику, я качнул головой, и он расслабился.

Мертвый Глаз, слегка раскачивая кресло ногой, принялся вплетать яркие нити в свитер. На моих глазах из ничего выходила одежка. Кресло скрипело, иглы щелкали. Мертвый Глаз ни разу не взглянул на нас — стоящих у дверей в ожидании. Ни один посетитель никогда сюда не заходил. Никогда.

Я прошел в комнату и сел, скрестив ноги, перед Мертвым Глазом.

— (Что это за штука?) — подумал я, фокусируясь на движениях его рук.

— (Вязание.) — Слово в моей голове часто-часто запульсировало, разворачиваясь в яркую картинку: мелькающие спицы, сливаясь с нитями в древнем танце, вытанцовывали сотни разных фигур и узоров.

— (Для чего ты это делаешь?)

— (Просто приятно.) — Секунду он смотрел на меня. Когда я, наткнувшись взглядом на язву, вздрогнул, он снова уткнулся в вязание.

— (Что, не по себе от моего глаза?)

Я кивнул.