Читать книгу - "Свое время - Яна Дубинянская"

— Отходит через минуту, — тягуче, на басах, пропела кассовая блондинка. — Я могу пробить, но вы же не успеете…

Богдану стало смешно.

На верхней плацкартной полке пришло почти счастье. Я свободен, словно птица в небесах. Я был свободен всегда, я в любое мгновение мог вот так уйти, уехать, сбросить груз, оставить все безумие последних дней — месяцев, лет? — за кадром жизни, потому что не очень-то и хотелось. И вот пожалуйста, взял и сделал, как хотел. И никто не смог меня удержать…

Да кому ты нужен.

Последняя мысль была лишняя, подлая, слишком быстрая, чтоб он успел прищемить ей хвост. На нижней полке сидела девчонка, просто какая-то девчонка, просто коротко стриженая, и ложное узнавание тоже проскочило быстрее, чем получилось его разоблачить, осмеять, обесценить. Девчонка вынула айфон, воткнула наушники. Тормознутая и перед тем, она погрузилась в совсем уже стоячую, как желе, трясину мертвого времени, противно смотреть, особенно сверху, в искаженной приплюснутой перспективе.

Ладно; Богдан достал ноутбук.

Повозился на полке, устраиваясь если не поудобнее, то хотя бы приемлемо, чтобы не больно упирались локти и не ломило поясницу. По идее, пролежав черт-те сколько без работы, старый аккумулятор должен был разрядиться в хлам; но, к удивлению Богдана, ничего, пошло загружаться. Конечно, не стоило надеяться больше чем на пятнадцать минут работы — но эти самые пятнадцать минут, теперь-то он знал, были вечностью, морем, колоссальным ресурсом, в который очень многое можно успеть.

Но успевать оказалось нечего.

Поезд стучал, покачивал и потряхивал, убедительно задавая свой универсальный, стандартный для всех ритм, а Богдан пялился в монитор — и тщетно пытался синхронизироваться с самим собой, прежним, совсем недавним. Чужим, слегка удивленным взглядом сканировал он записи, те самые, с которыми рассчитывал, ну допустим, не сразу на нобелевку, но уж точно отправить их на международный конкурс по йельской программе (распечатка в вестибюле на доске объявлений), и чтобы все впечатлились, и сразу началось прекрасное будущее — в виде ли стажировки на тамошней кафедре, или именной стипендии, или какая разница чего; главное — чтобы поняли. Наконец-то попасть в закрытый, как тайная ложа, круг единомышленников, существующий неизвестно где, но ведь должен он существовать!..

Должен, кто бы спорил. Но ты-то тут при чем?

Он читал по диагонали, на несколько положений вперед, и бросались в глаза грубейшие ошибки, зародыши ложных цепочек умозаключений, у которых не было продолжения. Какой же я все-таки был тормоз. Как медленно, тяжеловесно, а значит, и бесплодно соображал; единственное, что работало быстрее, чем надо, летело впереди паровоза — так это непомерно раздутое самомнение, ЧСВ, величина не строго физическая, но заполняющая собой любые пространства и объемы. Теперь-то я обогнал эту ленивую субстанцию, теперь-то вижу, как оно на самом деле… Но толку?

Это уж точно не обо мне: он опередил свое время. Даже теперь, когда я действительно, без дураков, его опередил — но не по своей же воле, а так, прицепом, пятым колесом, ведерком, громыхающим на бампере. Но больше меня уже некому тащить за собой, и пора сбавить обороты, стать как все. Тем более — вот тебе доказательство на старом моргающем мониторе — ты такой и есть. Полезно вовремя узнать.

Ноутбук выкинул последнее китайское предупреждение о гибернации, мигнул и тут же погас, хороня амбиции молодого талантливого физика, непризнанного гения, блин. Богдан бы выразился и жестче; последнее, что теперь оставалось — не жалеть себя, припечатать уничижительнее и больнее, зато по крайней мере честно. Пока я не окончательно сдулся, пока еще держу время.

А что, до некоторых, говорят, и к сорока не особенно доходит; а там уже профессура, академия, лауреатство, и ни одна собака не гавкнет. Время — это ресурс, даже если оно вложено в такую пустую и никчемную материю, как возраст. Но у тебя нет и этого. Только постепенное, незаметное под стук колес — тук-тук, тук-тук, тик-так, — снижение темпа, чуждого, не нужного никому, и в первую очередь самому тебе.

Девчонка на нижней полке так и висела в айфоне, похожая на аквариумную лягушку. Напротив нее внизу кто-то дрых, и не хотелось туда спускаться — словно в затхлую воду стоячего водоема, полную взвеси донного ила и всплывающих пузырьков. Я тоже раньше так жил. И буду жить — как только вернусь в исходное положение, в естественное свое время — именно так. И, может быть, когда-нибудь — время же лечит — снова поверю в свою непризнанную гениальность. Записать, что ли, пока не забыл?.. так ведь уже разрядился ноутбук.

А спуститься все-таки надо, не терпеть же. Богдан оперся ладонями на края верхних полок, подвис, чуть раскачиваясь, спрыгнул и вышел из условного плацкартного купе. Показалось задним ощущением, будто что-то твердое ударило в тыльную сторону ладони, не иначе как задел и сдвинул в прыжке ноутбук, но возвращаться из-за такой фигни Богдан не стал.

В проходе торчали чьи-то ноги и сумки и висел тяжелый гул голосов на низких частотах в табачно-пивном перегаре, тяжелеющем в сторону туалета. Здесь Богдану попалась проводница, она вроде бы начала что-то говорить — Богдан уловил оттенок торжества в хриплом басовитом голосе — но замедляться и слушать не стал.

Прошел в туалет, облегчился, посмотрел в дрожащее зеркало с облупленной амальгамой — голова, два уха, ни малейшего проблеска индивидуальности, не говоря уже о чем-то осмысленном в глазах, жалко все-таки, что я так и не увидел этого ее Тьери, хотя пофиг, проехали, забыли, — затем вышел назад во вздрагивающий тамбур и снова уткнулся в форменную жилетку проводницы. Она все еще что-то гудела с торжеством, и если прислушаться, можно было разобрать слова:

— …зона. Закрыто! Теперь через сорок минут…

На ее пальце качался условный ключ, толстая металлическая трубочка; в детстве Богдан мечтал завести себе такую же, после того как подобная тетка не пустила его в туалет… куда это мы тогда ездили? — недалеко, к прабабке в соседний областной центр… Путешествовать далеко, кроме того единственного раза к морю, у родителей вечно не хватало ни времени, ни денег.

Он перепутал место, сунулся в чужое купе, точно такое же, где в мутной стоячей толще тоже колыхалась в айфоне девчонка, только не стриженая, а с косичками, а за столиком двое квадратных мужиков нудно и нескончаемо пожирали курицу. Извинился — никто, естественно, даже не шевельнулся в ответ — направился в свое, примерился, как бы подтянуться на ладонях между полками, чтобы не становиться на нижнюю, к девчонке или дрыхнущему дядьке, глянул вверх…

Край задетого им на выходе ноутбука сползал все ниже, перевешивая, скатываясь, и оставалась еще масса времени, чтобы перехватить, затормозить его падение; Богдан смотрел и ждал. Кратко протянул руку, поймал в полете.

Что же такое происходит с моим временем?..

С Арной все было не так; он вытянулся на полке, подсунув ноут за подушку и закинув руки за голову. При ней время неслось вперед единой массой, похожей на прибойную волну, подхватывая за собой все вокруг: летели поезда, мелькали города и залы, вскидывались руки во всеобщем фанатском жесте, — она словно создавала вокруг себя особое ускоренное поле, втягивая в него каждого, кто оказывался на ее пути, на орбите. И я, разумеется, летел за нею, такой же, как все. Разве что несся побыстрее прочих, имея наиболее близкий доступ к телу… Богдан вздрогнул, заворочался, скрутился на боку, справляясь с дурацким организмом, ударившимся, блин, в воспоминания. О чем я?.. Да. Но внешне мир казался вполне себе прежним, только более динамичным, карнавально-ярким, настоящим, подчиненный ее ритму, ее харизме, ее времени. А теперь…