Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

Впрочем, откуда тут сослагательное наклонение? Один самодовольный говнюк именно так и подумал.

А Венц и правда догнала меня в коридоре. Хоть и не с той целью, о которой мне грезилось.

– Вольга?..

– Да, Агния?

– Когда ты говорил с Лионэ… ты ей рассказал то же самое?

– Плюс-минус. Плюс лирические отступления о совах и чувствах. Минус – соображения о том, что Афейна действовала не одна.

– Спасибо.

Она машинально пригладила вылезшие из прически волоски, снова отзеркалив мое желание. Я почувствовал, что воздух между нами меняет свойства. Будто в него подмешали разом все вещества из легальной пятерки.

Худшим решением этого фестиваля неудачных решений было то, что я ее не поцеловал.

Просто кивнул и сказал:

– Увидимся.

Что ж… мы видимся. Это да.

Теперь, когда я вернулся в Песочницу после очередного практикума от Ро по прыжкам выше головы, мы почти каждый день пересекаемся с Агнией в коридорах и лекториях. Она кивает и бросает в меня «приветом». Эталонным «приветом» человеку, которого знаешь, но с которым не собираешься заводить разговор. У Мофа он, кстати, тоже хорошо выходит. А Белый и Рур вообще ограничиваются кивком.

Да, это странно, но Рур кивает мне при встрече. Хотя я ни разу в этот момент не видел его глаз.

Притихший, отрешенный и потускневший, он все еще – часть компании. Не знаю, как они разбирались с его враньем и тайнами. Но как-то, похоже, разобрались. Они же рыцуцики прекраснодушные. И… друзья.

Иногда я замечаю, что Рур смотрит на остальных так, будто ему снова и снова нужно удостовериться в том, что его простили.

Хотя пару раз я замечал у него и другой взгляд. Такой, что, наверное, мне стоило бы предостеречь Мофа. Взять за плечо и сказать что-нибудь вроде: «Держите своего ручного предателя поближе и не спускайте с него глаз».

Да, формулировку надо бы еще пообкатать. Но, возможно, Моф даже не отмахнулся бы от меня. В конце концов, я же теперь – герой. То есть помощник героя. Не суть.

Только вот ни я, ни Симеон Ро не ощущаем себя победителями. Несмотря на то, что мы уже дважды написали наномехов. Эффективных наномехов, которые вернули в сознание сначала Павлу Имберис, а потом Иву Лау. Несмотря на то, что Имберис снова читает лекции, и они по-прежнему бесподобны. А ее новая привычка – периодически поглаживать кольцо, словно любимого, хотя и шкодливого питомца, – не самое страшное, что можно прихватить из того путешествия, в которое отправляют наномехи Стрелка.

Гораздо страшнее, по-моему, чего-то важного оттуда не принести. А с Ивой Лау получилось именно так. Да, она очнулась. И даже не кричит. Не жалуется на кошмары. Не жалуется на то, что ее пять чувств перемешались в неудобоваримую кашу. Она вообще ни на что не жалуется. Узнает родителей и себя в зеркале.

Но не помнит ни Песочницу, ни как приехала учиться в Мантикорьевск, ни здешних своих друзей.

А еще она забыла, как придумывать истории.

Ро на внеплановой индивидуалке рассказал мне, как смотрел в глаза ее родителей – и видел там только благодарность. И как тошно ему было от этой благодарности. Потому что где-то по дороге из беспамятства в сознание их дочь потеряла значимую часть себя. А виноват в этом он. Чего-то не учел, не предусмотрел, не почуял…

Я ему тогда ответил, чтобы он не жадничал, присваивая и мою вину. Я ведь тоже не почуял и не предусмотрел. А кроме того… были еще формулы Олиславы Ежи_Вель. Ро ходил к ней советоваться, прежде чем мы начали работать. Я очень хорошо помню, как ментор чуть ли не подпрыгивал радостным песиком, когда пересказывал ее идеи, как сделать наших наномехов более надежными.

Возможно, Олислава Ежи_Вель – мэтресса, гений и авторитет. Но те строки, которыми она предложила дополнить наши формулы, показались мне слишком тяжеловесными. Кто знает: не из-за них ли Ива Лау потеряла то, что потеряла?

Или все же это мы с ментором допустили ошибку, когда прописывали мехимерам задачи? И оба ее не заметили?

Теперь уже не узнаешь. И все равно я периодически думаю об этом. Перебираю в голове все наши решения. Охочусь на ошибку… которой, возможно, и не было.

А ведь «здесь» и «сейчас» должны бы занимать меня гораздо больше. Например, потому, что здесь и сейчас теплое плечо моей новой приятельницы Воли Вуд, затянутое в мелкочешуйчатую зеленую ткань, соприкасается с моим. А еще она только что отпила из моей кружки.

Но в ее весенних голубых глазах нет рыжих крапинок. И на самом деле ей нравится Руни, поэтому она и разносит его последнюю визновеллу так азартно. Поэтому стучит по столу ладошкой и крошит в запале хрупкие лиловые пирожные, как будто это – аргументы противника. А я – не более чем экзотическая приправа к их жаркому интеллектуальному флирту.

Наверное, стоило бы почувствовать себя обиженным. И недооцененным. Но как-то не получается.

Надеюсь, Руни ответит на симпатию лукавой ящерки. Правда, для этого ему придется отвлечься от привычного созерцания собственной невероятной глубины. Так что не факт, не факт…

Уйдут они из орфейни вместе или нет, я, видимо, так и не узнаю. Потому что сам свалю отсюда прямо сейчас. И, может быть, решусь наконец отнести то, что лежит у меня в кармане, туда… куда давно уже хочу это отнести.

Притихшая вечерняя Песочница нежно побулькивает чьими-то разговорами, потренькивает сигналами вестников, пошоркивает редкими шагами. В том числе и моими.

В этом жилом корпусе мне до сих пор бывать не приходилось. Впрочем, беглый взгляд не выцепляет ярких отличий от той промхитиновой коробочки, в которой квартирую я: такие же стены, двери с номерами, несколько «спящих» арт-панелей, одиночные ниши для размышления и более крупные – для бесед тесными компаниями. Тут и там – вездесущие гелевые кресла. Вот разве что окна в коридоре выходят на другую сторону.

Мне нужна 315-я комната. Пока я ищу ее, из-за двери с другим номером неожиданно выплывает Мирра Искусница в тапочках-кальмарах. На мгновение недоуменно сводит аккуратные светлые брови, но все же кивает. И проходит мимо.

Никогда не доверял тем, кто греет ноги плюшевыми тушками зверят. Интересно все-таки: она или не она тогда, в Белый День, набила мой карман желе? И была ли потом среди пяти ряженых?

Вспоминать о хареводе по-прежнему ненамного приятнее, чем умываться солью и толченым стеклом. Но чем дальше я отхожу от этого события,