Читать книгу - "Арбалетчик с Тверской – 4 - Вячеслав Юшкин"

Францу не пришлось долго ждать, чтобы столкнуться с некомпетентностью и коррумпированностью своих новых тюремных коллег. В ночь на 20 июня 1578 года вор, который должен был стать первой жертвой нового палача, совершил дерзкий побег из Ямы. По свидетельству современника, Ганс Райнтайн сбежал от пожилого пьяного надзирателя и скрылся через секретный подземный ход, ведущий к имперскому замку, который он, в свою бытность каменщиком, помогал строить. Вор использовал железный прут, чтобы вскрывать двери на своем пути и пробить дыру в потолке коридора под церковью Св. Зебальда, через которую он в конце концов и выполз на свободу. Как обычно, охранник получил нагоняй, но работу свою сохранил. Два года спустя был совершен еще один дерзкий побег, во время которого преступник точно так же обдурил охранника и посредством такого же прута пробрался в подземный ход — и снова этот случай повлек за собой лишь «суровое предостережение». Такие отчаянные побеги происходили на протяжении всей карьеры Майстера Франца, так же, как и самоубийства или приводившие к смерти драки среди заключенных. Городской совет неизменно реагировал на них, не привлекая внимания общественности, а просто инструктируя надзирателя и его охранников более тщательно обыскивать новых заключенных, чтобы определить, «есть ли у них нож, гвоздь или что-либо еще, что они могли использовать, чтобы навредить себе или сбежать».

По понятным причинам Франц Шмидт не хотел ассоциироваться с таким сомнительными личностями и местами, однако его ответственность за физическое состояние заключенных требовала частых посещений Ямы, а иногда и некоторых башен. Кроме того, все допросы, которые он проводил, будь то с применением пыток или без них, тоже проходили в Яме под ратушей — тесном, грязном, темном и по-настоящему пугающем месте, которое в целом соответствовало нашим худшим стереотипам о средневековом подземелье. Тринадцать камер — каждая около 3 квадратных метров, с одной узкой деревянной скамьей, соломенным тюфяком и ведром — едва могли вместить по два человека, которым было положено делить заключение, не говоря уже о группе дознавателей из двух–пяти человек, стоявших обыкновенно снаружи в коридоре, чтобы задать свои уточняющие вопросы в тусклом мерцании маленькой масляной лампы. Примитивное угольное отопление не спасало от зимней стужи, а несколько узких вентиляционных шахт, ведущих наружу, не делали гнилостный и сырой воздух внизу свежее. Лишь приговоренные к смертной казни бедные грешники наслаждались отдельными камерами, которые были немногим больше, или в течение трех своих последних дней купались в «роскоши» так называемого зала палача — единственной комнате во всей тюрьме с окнами на улицу. Когда Франц почти ежедневно пробирался лабиринтами коридоров — пытать упорствующего подозреваемого или лечить его после пыток, — единственным утешением для него было то, что визиты в эту выгребную яму греха и страдания, по крайней мере, оставались скрыты от посторонних глаз.

Одной малоприятной задачей, которую Майстер Франц никак не мог избежать, было обслуживание самого места казни, включавшего виселицу и Воронов Камень — приподнятую платформу для обезглавливания и колесования. С 1441 года виселица и камень находились сразу за городскими воротами Фрауэнтор, где они оставались до тех пор, пока город не стал частью Королевства Бавария почти четыре столетия спустя. Ко времени Шмидта некогда скромные виселицы-треножники и смежная с ними небольшая насыпь были превращены в два внушительных кирпичных сооружения, одно из которых — виселица — представляло собой основательно сложенный куб, а другое — каменный помост, покрытый дерном. Закон и обычаи диктовали, чтобы место казни навевало ужас, чтобы оно было украшено гниющими трупами одного или нескольких воров, и чтобы они неделями болтались на ветру, покуда сами не рухнут в яму с костями. Тут же высилась череда заостренных кольев, увенчанных отрубленными головами и другими частями тела, а иногда этот частокол венчал труп бедного грешника с перебитыми колесом костями и высоко поднятый на орудии собственной казни. Народные суеверия окружали плотным кольцом это проклятое место, и жуткое молчание, царившее там, нарушалось только карканьем голодных ворон да свистом ветра сквозь крепостные валы.

Через неделю после своего дебюта в роли нюрнбергского палача — тройного повешения — Майстер Франц инициировал полную реконструкцию служебных сооружений. В течение двух недель в конце июня и начале июля 1578 года Лев и его помощники выполняли грязную работу по сносу и уничтожению старых виселиц и Воронова Камня. Поскольку любой, кто касался предназначенных для казни сооружений — даже новых и незапятнанных кровью, — рисковал навлечь на себя пожизненное осквернение и несчастья, все каменщики и плотники города приняли участие в строительстве, тем самым рассеивая опасность. Утром 10 июля 336 мастеров и подмастерьев собрались, чтобы начать однодневный «виселичный фестиваль». Он начался с красочной и шумной процессии дудочников, барабанщиков и представителей всех знатных семей и гильдий города, а также священнослужителей и прочего люда. После троекратного торжественного обхода места, где недавно стояли виселицы, ремесленники подогнали несколько телег с камнем и деревом и принялись за работу. Благодаря объединению усилий и трудолюбию, которые сегодня мы можем увидеть, наблюдая как амиши строят амбары, ремесленники завершили к вечеру и виселицу, и Воронов Камень. Работы закончились всеобщим застольем, устроенным тут же, с огромным количеством еды и питья, причем все мероприятия этого дня, а также жалованье каждому ремесленнику, оплачивались из городской казны. Двадцать семь лет спустя, в 1605 году, весь ритуал был повторен, как это происходило впоследствии в течение каждого поколения или около того еще на протяжении двух веков.

Поддерживать виселицу в порядке между такими массовыми гуляньями было делом явно менее праздничным. Несмотря на обитающих в этом месте злых духов и бесчестие, злоумышленники регулярно грабили трупы, оставленные на виселице, или иным образом совершали над ними надругательства. Одни ночные вандалы отрубали руки, большие пальцы или даже «мужские признаки» казненных — ведь все это, как считалось, обладает магическими свойствами. Другие зачем-то снимали с кольев головы, возможно, чтобы отвезти домой ужасный сувенир. Третьи же нарушали древнее табу по причинам куда более приземленным. Осенью 1588 года кто-то порубил тело Георга Золена через восемь дней после повешения, а затем Ганса Шнабеля — через 14 дней, оба раза лишь для того, чтобы снять и утащить жилет и штаны трупа. Лайнхард Бардтман (он же Кавалерист) провисел всего три дня, пока «кто-то не перерезал ему шею, так что голова осталась в петле, а тело упало на землю». Кража и здесь была очевидным мотивом, но в данном случае надругательство было вызвано слухами, которые приговоренный