Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

— Как? — огляделся я и вздрогнул, встретившись взглядом с мёртвыми глазами Олафа.

Да, этого верзилу звали Олаф, и он не забыл своё имя. Он много чего помнил. Или это помнил я? Вся эта кровавая каша в моей черепной коробке — чья она?

— Твой отчим... — попытался я взять себя в руки, для верности обхватив ими собственную голову.

— Что?

— Он воевал?

— Да, служил в пехотном полку на границе с Салансой. Говорил, ему приходилось сражаться. Вы видите это?

— Я не знаю, что вижу. Не понимаю. Дьявол, — попытался я встать, но непослушные ноги понесли меня к стене, по которой я сполз обратно на пятую точку.

— Это пройдёт, — заверил Волдо участливо. — Вы совладаете с его мыслями.

— Как долго такое может продолжаться?

— По-разному. Я оклемался за неделю.

— Ты тоже...?

— Да, — кивнул Волдо и вздохнул, будто бы с облегчением. — Однажды. Почти каждый в Оше хоть раз поглощал душу. Чаще всего сырую.

— Кто-то из близких?

— Моя мать. Она была смертельно больна. Здесь на такое закрывают глаза, коли сделать вид, что подобного никогда не происходило. Если тело будет долго умирать, душа истощится.

— Ну да. Чего добру пропадать.

— Она сама попросила прекратить её муки.

— Не оправдывайся, — поднялся я, наконец, на ноги. — Твоя мать — твоё дело. Лучше скажи, что с моим лицом, — поднёс я руки к своей залитой кровью физиономии, но ощупать не решился.

— Сложно сказать, — подошёл Волдо ближе и присмотрелся. — Похоже... Да, рана исчезла. Сработало.

— Сработало... — донёс я таки пальцы до скулы и нащупал лишь привычную покрытую щетиной кожу. — Жрать хочу.

Уверен, я хотел сказать не это. В голове крутилось множество вопросов, но все они вдруг вылетели вон, гонимые одной единственной мыслью — жрать. Голод был настолько сильным, что я начал облизывать свои окровавленные пальцы, обсасывать их, пока мой взгляд не упал на труп. Никогда человечина не числилась среди моих гастрономических предпочтений, и воспринималась только как вынужденная альтернатива нормальной еде, но сейчас... О-о... Сейчас я смотрел на тушу Олафа, будто это была громадная пышущая жаром индейка, по чьей румяной запечённой коже катились янтарные капли жира, и щедро насыпанные специи пленяли свои пряным ароматом. Помню, как склонился над его рожей, готовый впиться зубами в мясистый нос. Но этому помешала возникшая у меня перед глазами колбаса. Кровяная, кажется. Волдо вовремя подсуетился. Странный парень. Зачем ему это — тратить колбасу — когда можно поразвлечься, наблюдая за пожиранием отчима? Я умял круг, не останавливаясь даже для того, чтобы отдышаться. И всё же немного обкусал нос.

— Хороший аппетит, — сыронизировал Волдо.

— Так должно быть? — обтёр я губы и рыгнул.

— Душа восстанавливает тело, но телу помимо энергии нужны строительные материалы.

— А если бы мне потребовалось не дыру в роже залатать, а, скажем, ногу отрастить? Дело банально в массе?

Пока я задавал вопрос, в мозгу неведомо откуда сформировался крайне развёрнутый ответ. Передо мной возникло поле боя. Не привычное — с воронками взрывов и фонтанчиками земли, поднимаемыми зарывающимся в грязь свинцом — нет. Это было поле плоти. Вязкая жижа шевелилась, будто колония насекомых под гнилой колодой. Тела — человеческие и не только — ползали в осклизлом месиве, пытаясь рубить и колоть друг друга. Они скользили, падали, снова старались подняться. Это был крепостной двор. Силы защищавшихся и атаковавших, похоже, достигли равновесия. Дерево, металл и мясо всё гуще и гуще замешивались в этом адском котле. Кто-то был мёртв, кто-то едва шевелился, цепляясь за жизнь из последних сил, а кто-то забирал чужую жизнь себе. Израненные, залитые своей и чужой кровью солдаты поглощали души прямо в бою. А вместе с душой приходил голод. Я видел, как лишившийся руки мечник, поглотив душу менее удачливого товарища, вцепился зубами тому в горло. Он жрал ещё тёплую истекающую кровью плоть, не обращая внимания на творящийся вокруг ад, и его рука... Она росла, чёрт бы её подрал. Она росла прямо на глазах. Рассечённые кости удлинялись, обрастали жилами, сосудами, мускулами и кожей. На фоне чёрно-красного месива эта новая рука была ослепительно белой, идеально чистой. И она была не одинока. Конечности, куски лиц, шматы мяса, отделённые от живых ещё тел, нарастали заново, стоило потерявшим их бойцам отыскать в этой жуткой вакханалии душу и закусить её себе подобным. Я много чего повидал, но этот пир впечатлил даже меня.

— Знаешь, Волдо, у твоего отчима определённо были причины пить, не просыхая.

— Вы видите его воспоминания?

— Уж точно не мои. Олаф вернулся с войны не в здравом рассудке, верно?

— Он вернулся... Не собой. Если он не был мертвецки пьян, его голову будто разрывало изнутри, он кричал и катался по полу, бил себя по ушам, пытаясь остановить это.

— Слишком много сырых душ.

— Такое называют солдатским приданым. Не все справляются.

— А я?

Волдо сделал непонимающее лицо в ответ на мой вопрос:

— Хотите знать, не лишитесь ли рассудка из-за его души?

— Ты чертовски прозорлив, мой конопатый друг.

— Одна душа, пусть и искажённая поглощениями, не способна повредить разум. Если только...

— Продолжай.

— Если это не великая душа. Но тут точно не стоит опасаться.

— Что ещё за великая душа?

— В Оше немало тех, кто поглощает души не ради выживания. Их возраст исчисляется веками, иногда тысячелетиями. Энергия чужих душ усиливает их собственную. Усиливает настолько, что со временем начинает меняться и тело. Физическая оболочка вынуждена подстраиваться под душу внутри, увеличиваться в размерах, а иногда дело и размерами не ограничивается.

— Кто они?

— Знать. Получают очищенные души по праву происхождения. Кто-то меньше, кто-то больше, в зависимости от титулов и чинов.

— А простолюдины?

— Для нас души под запретом, — ощерился Волдо. — Если быть неосторожным, за такое можно и на костёр угодить. Не за убийство, а за сам факт сокрытия чужой души, или её поглощения. Простолюдины, в чьих руках волею судьбы оказалась душа, обязаны сдать её храмовникам — жрецам Амиранты. Именно они производят очистку, используя свой дар.

— А этот самый дар есть только у них?

Волдо усмехнулся:

— Так считается. Власти тщательно следят за проявлением подобного и сразу прибирают будущих