Читать книгу - "Художник из 50х Том II - Сим Симович"

Гоги рисовал и в полумраке вагона, используя свет от лампочки над полкой. Пассажиры с интересом наблюдали за его работой, давали советы, рассказывали о местах, мимо которых проезжал поезд.

— Вон то озеро — Суходольское, — показывал пожилой лесник, устроившийся на соседней полке. — Летом там щука хорошо ловится. А за тем холмом — старое финское кладбище.

— А вон там, видите огонек? — добавляла молодая женщина с ребенком. — Это лесничество. Мой брат там работает. Говорит, зимой волки близко к дому подходят.

Каждая история ложилась на бумагу дополнительными штрихами. Гоги рисовал не просто пейзажи, а жизнь людей, связанную с этими местами. Его альбом становился летописью путешествия в глубь России.

Ночью поезд делал долгие остановки на маленьких станциях. Гоги выходил на перрон, дышал морозным воздухом, смотрел на звезды. Небо здесь было чище московского, звезды — ярче. Где-то там, среди этих созвездий, работала Аня, изучая переменные звезды в созвездии Лиры.

— Скоро увижу тебя, — пробормотал он, глядя в небо.

К утру поезд подходил к Сортаваале. Пейзаж за окном становился все суровее — голые скалы, покрытые снегом, замерзшие озера, редкие домики, прижавшиеся к земле от ветра.

— Приехали, художник, — разбудил его лесник. — Дальше тебе на лодке до острова добираться. Но зимой переправа редко ходит.

— Найду способ, — ответил Гоги, собирая вещи.

На вокзале в Сортаваале он узнал, что до Валаамского маяка можно добраться только на собачьих упряжках — лед на озере достаточно крепок, но для обычного транспорта опасен.

Нашел местного каюра, согласившегося довезти его за разумную плату. Упряжка из шести лаек была готова к дальней дороге.

— Километров сорок по льду, — объяснял каюр, проверяя упряжь. — Если погода не испортится, за день доберемся. Только одевайтесь теплее — ветер на озере злой.

Гоги купил тулуп и валенки, запасся термосом с горячим чаем. Устроился в санях, укутался одеялом. Собаки нетерпеливо скулили, готовые к дороге.

— Поехали! — крикнул каюр, и упряжка рванула с места.

Ладожское озеро открылось во всем своем зимнем великолепии. Бескрайняя белая равнина, уходящая к горизонту, где небо сливалось со льдом. Островки торчали из снега темными пятнами, покрытые соснами и елями.

Собаки бежали легко, привычно. Полозья саней шуршали по насту, ветер свистел в ушах. Гоги пытался рисовать, но руки мерзли даже в рукавицах. Пришлось довольствоваться тем, что запоминал виды для будущих работ.

— Видишь дымок на горизонте? — крикнул каюр через несколько часов пути. — Это твой маяк. Скоро будем.

Сердце Гоги забилось быстрее. Где-то там, в том домике под маяком, жила Аня. Та самая девушка, с которой он мечтал о переменных звездах и говорил о красоте искусства.

— Что он чувствует? — думал он, глядя на приближающийся остров. — Радость встречи? Страх разочарования? Надежду на новое начало?

Все вместе. И еще что-то новое — ощущение правильности происходящего. Впервые за долгие месяцы он был уверен, что поступает именно так, как надо.

Упряжка взбежала на берег острова, остановилась у небольшого домика. Рядом возвышалась башня маяка, темная на фоне серого неба. Дым шел из трубы дома — значит, хозяева были дома.

Гоги расплатился с каюром, взял свои вещи. Сердце колотилось как бешеное, когда он подходил к двери дома.

Постучал. За дверью послышались шаги, голос:

— Кто там?

— Гоги, — ответил он просто. — Георгий Гогенцоллер. Можно войти?

Долгая пауза. Потом звук поворачивающегося ключа в замке.

Дверь открылась, и он увидел ее.

Дверь открылась, и время остановилось.

Аня стояла в проеме, освещенная теплым светом из дома. Она изменилась — стала взрослее, увереннее, но осталась прежней. Те же серые глаза, та же изящная фигура, те же светлые волосы, только теперь собранные в простую косу. На ней была грубая шерстяная кофта поверх белой рубашки, темные брюки, валяные тапочки — простая рабочая одежда, но она делала ее еще красивее.

— Гоги? — негромко сказала она, словно не веря своим глазам. — Это действительно ты?

— Действительно я, — ответил он, не в силах оторвать взгляд от ее лица.

Они стояли на пороге, разделенные всего несколькими шагами, но каждый из этих шагов казался пропастью. Слишком много произошло за эти месяцы, слишком разными стали их жизни.

— Как ты меня нашел? — спросила Аня, отступая в глубь дома и жестом приглашая его войти.

— Использовал служебные возможности, — честно ответил Гоги, переступая порог. — Надеюсь, ты не против?

— Не против, — улыбнулась она. — Просто удивлена. Министр культуры СССР навещает заброшенный маяк в Карелии. Звучит как начало анекдота.

Дом внутри оказался уютным и теплым. Простая мебель, книжные полки вдоль стен, большой стол у окна, заваленный картами звездного неба и астрономическими таблицами. В углу стоял мощный телескоп, направленный в окно. На подоконнике цвели комнатные растения — неожиданно яркое пятно среди северной суровости.

— Проходи, садись, — Аня сняла с плиты чайник, начала заваривать чай. — Как добирался? Дорога зимой не из легких.

— На собачьей упряжке от Сортавалы, — Гоги сел за стол, не переставая рассматривать ее. — Красота невероятная. Всю дорогу рисовал.

— Ты все еще рисуешь? — в голосе прозвучал интерес. — А я думала, высокая должность отнимает все время.

— Отнимала, — он достал из чемодана альбом с дорожными зарисовками. — Но я уволился позавчера. Теперь снова простой художник.

Аня замерла, держа в руках чайник.

— Уволился? От такой должности?

— От такой жизни, — поправил Гоги. — Понял, что превращаюсь в кого-то другого. В человека, которого сам не узнаю в зеркале.

Она поставила чайник на стол, села напротив. Внимательно изучала его лицо, словно пыталась разглядеть того человека, которого знала раньше.

— И что теперь будешь делать?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Впервые за долгое время не знаю. И это прекрасное чувство.

Аня налила чай в простые керамические кружки. От напитка поднимался ароматный пар — чай был настоящий, с травами.

— А как твоя работа? — спросил Гоги. — Изучаешь переменные звезды?

— Изучаю, —