Читать книгу - ""Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев"

кожей ощущали малейшее отклонение в поведении крафта, поскольку внутри них, по сути, жила его полноценная физическая модель. При таком-то импульсе маневровых отклик должен быть таким-то. И если реальность разойдётся с моделью хотя бы на миллиметр, сразу последует реакция, даже если подобный поведенческий паттерн случится впервые.

Но у этой универсальности была своя цена – с каждым подключением к навигационным интерфейсам человек отдавал моделированию физики всё больше собственных кортикальных колонок, где каждый миллион нервных клеток заменял в своей производительности ку-тронный компьютер среднего класса.

Ходили слухи, что кто-то из навигаторов внешних трасс, по ошибке систем безопасности вовремя не выключенный из сенсорных сетей корабля, к концу витка остался без половины изокортекса, навсегда замкнувшегося на себе.

Что за чудесные миры продолжали моделировать его нервные клетки? Кто знает. Сам парень, по рассказам свидетелей, даже не особо изменился, все когнитивные тесты проходит, память в порядке, но в глазах у него словно навсегда застыла острая тоска по утраченному. Сам он больше не мог вернуться в собственные миры. Да и навигатором дальше трудиться не мог – аугментация словно напарывалась при попытке подключения на некий непреодолимый блок. Мозг бедняги буквально физически отказывался воспринимать внешние сигналы. Так живущие на берегах водопада Виктория, по рассказам, не слышат его шума.

До подобного, конечно, лучше не доводить, но банальный «звездопад» был знаком каждому навигатору. С непривычки новичков часто тошнило: открываешь глаза, а всё вокруг пронизано светом галактических маяков, приводимых во вращательное движение незыблемой механикой небесных сфер. Но вестибулярка быстро справлялась.

На борту монструозных флагшипов, несущих в своих жарких недрах всю мощь замыкания, которые могли себе позволить постоянное пребывание на активной траектории, сила инерции статично прижимает тебя к палубе – а значит, просто стой на своих двоих, и никуда ты не денешься, привыкнешь.

Ковальский резким движением убрал растопыренную пятерню себе за спину, ещё увидит кто из младкомсостава.

Вертикаль управления среди навигаторов держится на простом меритократическом правиле – на её вершине не было места слабакам. Застукают тебя в эдакой позе, коситься начнут, ошибки подмечать. А там, глядишь, уже и списали тебя как есть на берег к чертям мунячьим.

Оказаться в списке на выбывание Ковальский никому бы не пожелал, не то что самому себе.

Впрочем, довольно, до следующей вахты – трое корабельных суток, это не так уж много, учитывая, сколько всего нужно успеть сделать помимо банального физического отдыха.

«Ты обещал мне партию в сквош, напоминаю».

Старпом Варга на связи. Любопытно, как меняется отношение к человеку, стоит с ним хоть немного вне дежурства пообщаться. Сколько бортовой психолог не затирал на сеансах про командный дух и взаимовыручку, но в навигационном интерфейсе каждый трассер становится записным солипсистом, возвращаясь в далёкое детство. Для ребёнка младше трёх лет мир вокруг него как бы нереален; каждая игрушка, каждый человек – и особенно родители – воспринимаются им как часть себя и вне этого контекста не существуют. Любимая всеми игра в младенческие прятки – ровно оттуда. Закрой лицо руками, и весь мир исчез. Обруби каналы связи, и ты снова один на всю вселенную.

Большинство из его подчинённых для Ковальского вне рамок навигационных смен до сих пор оставались абстракцией. Расслышав из-за угла знакомый голос, он поневоле подёргивался. Проклятый изокортекс. Столкнись они нос к носу в лифте или на травалаторе – вероятнее всего, даже не узнают друг друга. А ведь сколько оборотов за спиной на одном корабле. Голос же, даже пропущенный через гундосый вокорр, всяко не спутаешь. Вот так смотришь на человека как будто впервые, неужели это тот, с кем тебе завтра вести крафт в бой?

Но со старпомом они почти дружили. Их вместе свёл случай. Сцепились как-то на переключении курса языками – пока крафт ненадолго повисает на инерционной, а остальная команда, сидя по капсулам, занята бесконечными проверками согласно аварийному расписанию, только дежурной смене нечем заняться, вот и чешут кто во что горазд. Помнится, в тот раз Варга залепил басню о том что он-де бывал на Церере ещё до всего. Мол, лёд там кругом лежал голубой. Ему все такие – дурак-человек, ты с Европой попутал, Церера вся серая была, как Япет в области Кассини, только диаметром поменьше и без экваториального хребта. Тот – ни в какую. Пришлось ему разыскивать старые фотки из бортового репозитория, под нос совать. Особенно Ковальский тогда серчал от упёртости старпома.

Но потом как заглянул в его дело, так сразу и заткнулся. Что уж там.

«Пластикат» или, как их на официальном новоязе называли в официальных документах, «пренатальный рекрут» на подсознательном уровне не может отличить те события, которые с ним действительно происходили, от имплантированных воспоминаний, без которых он ещё долгие годы не будет способен не то что к службе по назначению, но даже банально обслуживать себя, оставаясь ребёнком во внешне взрослом теле. Так что гадать, кто там из операторов пре-имплементированной памяти налажал с фактологией не было смысла. Старпом Варга на самом деле не бывал ни на Церере, ни на Япете, ни где бы то ни было за пределами нескольких кораблей их флота.

Однако вне этих естественных ограничений старпом по жизни был обычным навигатором: интересным собеседником, обучаемым, исполнительным и богатым на шутки. Между дежурствами они часто общались в персональном канале, делились скудными на флоте личными новостями и мыли кости сослуживцам.

С тех пор, как Ковальского назначили на «Курукештру» лидом навигационной смены, он так и не сблизился ни с кем из навигаторов достаточно сильно, чтобы можно было называть его другом или хотя бы приятелем, слишком много времени отнимала флотская служба. По сути, старпом Варга был единственным, кто знал, как Ковальского зовут по имени, и уж точно ни с кем, кроме него, капитану не пришло бы в голову общаться в неформальной обстановке. Нечастые общие собрания высших командных постов всех двенадцати флагшипов флота не в счёт, да и неформальными они выглядели разве что на взгляд со стороны. Ну бродят между трёх конференцзалов облачённые в парадную форму адмиральские чины, остальные им просто стараются не попадаться лишний раз на глаза, тем более с бокалом в руке.

С другой стороны, сколько человеку нужно собеседников? Ковальскому хватало одного.

Пожаловаться на усталость, обсудить бортовые слухи, самое оно. Когда однажды – просто к слову пришлось – кто-то из них, никто уже не помнил, кто, предложил при случае сыграть партию в сквош, оба тут же радостно согласились, но потом то одно, то другое, то внеочередное медобследование, то Ковальскому пришло сообщение от родни, то инженерная секция срочно собирает свободный вышкомсостав на совещание, то навигационный тренинг. В общем, старая договорённость так и оставалась почти что шуткой, их внутренним приколом – напомнить друг другу при случае, ну как, сквош? Да? Нет? Ну и ладно.

В принципе, в эту игру можно было играть бесконечно и даже отдельно забавно. Это звучало как пароль-отзыв, понятный только им двоим.

А с другой стороны, какого чёрта?

«О, точно, а давай прямо сейчас?»

В ответ повисла недоумённая пауза, видимо, у старпома сейчас в голове тоже проносился схожий монолог.

«Отлично, я только переоденусь, найдёшь меня в зале?»

«Конечно, там и встретимся».

Любопытный эффект, Ковальский ощутил в этот момент у себя внутри нечто вроде любопытства. Лёгкая эйфория охватила его, мигом оттесняя на задний план и остаточное головокружение «звездопада» и усталость после дежурства в навигационной рубке. Казалось бы, что такого. Капитан и старпом решили вместе мяч постукать.

Но, наверное, нужно провести сотню оборотов в одиночестве посреди черноты внешнего космоса, чтобы понять, в чём тут дилемма. Навигаторы становились солипсистами не в процессе подключения к нейроинтерфейсам. Они были такими рождены. В случае старпома – в прямом смысле этого слова. Навигатору ничуть не бывает скучно наедине с самим собой и окружающим пространством. Он, если так подумать, есть уникальная девиация хомо сапиенс, долгоживущий одиночка, лишённый необходимости жить в группе. Других здесь не ждали. Другие в этом деле были бесполезны. Ходили слухи, что устойчивость к чёрным