Читать книгу - "Плененная - Сильвия Мерседес"

– Друзья мои! – громко обращается он к собравшимся, притягивая к себе взгляды. – Давайте прогуляемся в Верхний Круг, чтобы стать свидетелями великого события. А по возвращении будем пировать и танцевать до захода луны!

Гости разражаются восторженными криками и тотчас золотым потоком выливаются через открытые двери. Снаружи сияние их тускнеет, и в лунном свете они становятся лишь бледными фигурами.

Нэлл и Микаэль отправляются вслед за ушедшими фейри, а Лир тянет меня за библиотекарями. Людям спуск по громадным дворцовым ступеням дается непросто, а вот Лир и фейри сбегают по ним легко и грациозно, точно газели, за их спинами развеваются мантии и накидки. Преодолев лестницу, мы слегка отстаем от остальных, но Микаэль берет маму за руку и весело припускает за ними бегом. Мы с Лир обмениваемся улыбками. Моя длинноногая служанка идет широким шагом, таща меня за собой, а я пытаюсь поспеть за ней, путаясь в пышных юбках.

Мы следуем за блистательными фейри через город троллей, пока не выходим к большому горному выступу неподалеку от Веспры. Здесь образовывают круг огромные кристаллы, и непонятно, они сами тут выросли или их «посадили» тролли. Это глуронк – по словам Лир, место священных церемоний троллей. По-нашему, Верхний Круг.

Мы стоим как раз над кругом из кристаллов и видим все, что происходит внутри. Сюда стекаются тролли со всего города: в основном здоровенные, громоздкие, с каменной шкурой, но есть и хрупкие бледнокожие создания – такие, как Лир. Я окидываю взглядом Веспру. Отсюда я вижу достаточно далеко, чтобы различить другие кольца света в разных частях города.

– Не знала, что в Веспре столько кристаллов, – шепчу я Лир. – Они такие огромные!

– Большую часть времени они не видны, – объясняет она. – Они оживают только в свете луны.

Сначала я так увлеченно рассматриваю кристаллы, что не обращаю внимание ни на что другое. Затем замечаю кое-что интересное: нити. Мириады бледных нитей соединяют кристаллы, закручиваются узлами невероятных размеров и обвивают обломки камней. Все это поразительно напоминает мне беспорядок, устроенный троллятами в комнате несколько дней назад. Как там Лир называла это? Губдагог? Должно быть, это подобие украшений. Дети что, пытались украсить мою комнату по своему троллиному вкусу?

Я тяну Лир за руку, и когда она смотрит на меня, указываю на спутанные нити. Задать вопрос я, правда, не успеваю – снова звучит музыка троллей. Они выходят друг за другом в центр кристаллического круга и начинают танцевать: от их тяжелого топота идет ходуном земля, и я сжимаю ладонь Лир, чтобы не упасть. Я не различаю ни ритма, ни последовательности движений танцующих. Все так хаотично! Происходящее сравнимо с чтением стихотворения, в котором рифма встречается только через каждые десять строк. Стоит ее найти, и картинка становится четче и последовательность строк ощущается правильней. Но пока ты ее не увидел, текст кажется тревожно-беспорядочным.

Я внимательно наблюдаю за танцем и чувствую, как меня медленно захватывают его необычность и потусторонняя красота. И вскоре я теряю счет времени. Вибрация пробирает до костей, но я словно сливаюсь с ней, становлюсь частью своеобразного баланса между движением и покоем. Мне даже чудится, что я на грани того, чтобы понять происходящее. Ощущение похоже на зуд, который никак не унять, но я чувствую первозданность танца и околдована им.

Внезапно музыка смолкает, и тролли останавливаются.

Я обвожу взглядом рядом стоящих: Лир, Микаэля, Нэлл и одного из золотых фейри. В ожидании чего-то они все смотрят в небеса. Тогда я смотрю на троллей – и тех, кто участвовал в танце, и тех, кто за ним наблюдал. Они все застыли в одинаковой позе, подняв сложенные чашечкой ладони и устремив взгляды вверх. Лунный свет, заливающий их уродливые лица, чудесным образом стирает на их каменной коже трещины и щели. Мне словно дали шанс заглянуть сквозь века и увидеть красоту, какой эти создания когда-то обладали.

Весь мир пленяет жуткая тишина. Она тянется так долго, что я переступаю с ноги на ногу, закусываю губу и озираюсь.

Мой взгляд встречается с чужим. Со взглядом принца, который стоит подле Илюзин, но смотрит на меня. Его губы медленно раздвигаются в улыбке. В глазах блестит лунный свет.

И тут воздух взрывается оглушительным ревом – слившимися воедино криками, что одновременно исторгли множество глоток. Ошеломленная и испуганная, я вскрикиваю и вцепляюсь в руку Лир. Мой возглас тонет в громогласном вопле троллей.

В следующий миг ночь заполняет шорох крыльев. Священные мотыльки, поддавшись зову луны, выбираются из своих гнезд, выползают из глубин земли и отправляются в полет. Они тучами поднимаются со всех концов города и проносятся мимо меня, осыпая кожу миллионом легких поцелуев. Мотыльки потоками устремляются к разным кристаллам, ловят блестящими разноцветными крылышками свет, превращая воздух в искрящиеся радужные воронки, и взлетают вверх. Вскоре они заполоняют собой небо, скрывая за плотным покрывалом крыльев луну.

Столь же внезапно, как и появились, они исчезают, уносясь ввысь.

Я стою, затаив дыхание. До глубины души потрясенная увиденным. Кто бы мог подумать, что в мире существует подобная красота? Тролли возобновляют танец – медленный, спокойный, тяжелый. А я продолжаю смотреть на луну, в опустевшие небеса.

Принц

Лицо Клары сияет как луна, когда мотыльки кружат вокруг нее, задевая ткань платья и несобранные прядки волос.

Я смотрю на нее. Только на нее одну. Ни в этом мире, ни в любом другом ничто не способно так неумолимо притягивать мой взгляд, так меня завораживать. Только она. Она и ее улыбка, яркая и лучистая. Не та скромная маска-улыбка, которая слишком хорошо мне знакома. А эта – искренняя и невольная, полная радости и света, озаряющая каждый темный уголок моей души.

Я потерян. Плыву без руля и ветрил, точно корабль в бушующем море, волны которого то вздымают меня на вершины восторга, то погружают в пучину ужаса. Я так отважно боролся! Так упорно сопротивлялся! Я думал, что меня спасет расстояние, спасет побег в Солиру в обществе прекрасной Илюзин. Я думал, что вернусь сильнее, чем был, что буду готов к нашей встрече и ничего не почувствую: ни слабости, ни боли, ни сжигающего жара. Ничего из того, чего не должен ощущать к своей собственной Должнице.

Но правду более нельзя отрицать. Каждый день, каждый час, проведенный в Солире вдали от нее, моя душа корчилась и болела так, будто ее беспрестанно пронзают кинжалами. И чем больше я пытался противиться,