Читать книгу - "Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин"

шороха листьев, тихого говора и шагов прохожих. Вдруг кто-то окликнул Итале из-за столика уличного кафе. Он узнал этого человека: итальянец, Санджусто.

– Выпейте со мной кофе, Сорде!

Итале остановился, но за столик садиться не стал.

– Я хотел заглянуть в собор…

– О, у нас ведь нынче Пасха! Я тоже с вами пойду, вы не возражаете? Счет, пожалуйста! Пять кофе.

Дальше они пошли вместе.

– В понедельник я уезжаю в Англию, – сказал Санджусто. – Но теперь мне уже и уезжать отсюда не хочется, хотя я гораздо лучше говорю по-английски. Мне нравится ваша страна, нравится Красной. И Айзнар тоже нравится. И зачем только я в эту Англию собрался! – Он рассмеялся, показав крепкие белые зубы. – Впрочем, порой неплохо все же выбраться за пределы империи, верно? Но я думаю, что скоро вернусь сюда.

– Надеюсь, вас впустят после того, как мы опубликуем статьи, которые вы нам пришлете из Англии, – заметил с улыбкой Итале.

– О, здесь меня считают куда менее опасным преступником, чем на родине. Да и полиция ваша не так шустра, как у нас, в Пьемонте. Но останавливаться в Вене, чтобы получить разрешение на въезд, я точно не буду…

– А что, если мы подпишем ваши статьи псевдонимом?

– Почему бы и нет? В Турине я, например, был Карло Франчески. А вы, между прочим, выглядите усталым, Сорде.

– Я действительно устал.

– А я переполнен кофе, словно корабль, который вот-вот потонет. Каждый вечер я только и делаю, что пью кофе… Чем мне, собственно, еще заниматься?.. – Он снова засмеялся. – Такая у меня жизнь!.. Нет, вы только взгляните на этих бедолаг, – прошептал он, когда они миновали двоих полицейских в имперской форме, – как же им хочется домой, в свою Богемию, или откуда там они приехали! А впрочем, всем нам в пасхальную ночь хочется домой! Мы бы, например, непременно поплыли к мессе на лодке через озеро…

– Какое озеро?

– Лаго-д’Орта, – сказал Санджусто, произнося это название с каким-то особым удовольствием и нежностью.

Они подошли к собору; двери его были распахнуты, в полумраке поблескивало золото внутреннего убранства. Через площадь к собору со стороны старой части города направлялась небольшая процессия – монахини и воспитанницы, укутанные в шали. Итале узнал серые платьица девушек из монастырской школы – в таком же была сегодня Пьера… Она, без сомнения, сейчас среди старших девушек, идущих сзади с покорно опущенными головами. Только вряд ли она хочет видеть его, да и он не сумеет отыскать ее среди одинаковых стройных девичьих фигурок, укутанных в шали…

– Милые утятки, – сказал Санджусто. – Я их часто вижу днем, когда они выходят на прогулку – такие чистенькие, аккуратные, глазки сияют и все вокруг замечают! Мне нравятся девочки из монастырских школ; образование они всегда получают неплохое. Простите, я не оскорбляю ваших религиозных чувств своей болтовней?

– Нет! – рассмеялся Итале.

– Мне бы очень хотелось повидать те горы, откуда вы родом. Когда вы вчера рассказывали о них, я подумал, что все это очень похоже на мою родину.

– Я бы очень хотел, чтобы вы смогли поехать туда со мной, Санджусто.

– Вот и прекрасно! Все еще впереди. Если научиться ждать, все ожидаемое непременно случится. Это я испытал на собственном опыте. Научиться ждать – вот отличное занятие для изгнанника! Хорошо, я буду помнить о вашем приглашении, Сорде. Спасибо. Но пойдемте, месса уже начинается.

И они вошли в церковь, полную томления пасхальной ночи.

– Христос воскрес! – ликуя, пел хор, и музыка звучала в ночи, точно свет зари.

И светлая радость омыла вдруг сердце Итале – так дождь омывает порой камень на перекрестке, и он, точно бриллиант, вспыхивает в солнечных лучах, что внезапно прорываются сквозь тучи.

IV

Этим сентябрьским утром деревенские женщины, торговавшие на центральном рынке Красноя луком, яблоками, сметаной, сыром и другими плодами садов, огородов и молочных хозяйств, еще до полудня распродали свой товар и собрались с пустыми корзинами и бидонами домой, надеясь сесть на какую-нибудь попутную телегу, однако пройти через Соборную площадь им не дали. Австрийская полиция и большой отряд дворцовой стражи в алых мундирах уже перекрыли одну улицу и очищали от народа вторую, громко требуя разойтись. Над конскими головами покачивались каски, поблескивали кокарды; лошади нервно прядали ушами, золоченые пуговицы мундиров сверкали в лучах солнца, еще по-утреннему неяркого, но уже начинавшего припекать. Те, кому удалось подойти ближе к площади до того, как их остановили и сбили в толпу, могли видеть, что целый батальон гвардейцев выстроился рядами перед входом в собор.

– Ишь, стоят, как красные кегли, – заметила толстая, могучего сложения крестьянка из Грассе.

– Да пусть себе стоят, коли велено, да только мне-то это стояние вовсе ни к чему, меня уж ноги не держат, – откликнулась ее высокая худосочная соседка, поправляя корзину у себя на руке.

– Да уж, матушка, рядом с твоими козьими сырами долго не простоишь! – с улыбкой встрял в разговор мужчина в фартуке сапожника, сутулый от вечной согбенной позы, в которой ему приходится забивать гвозди в чужие башмаки, и беззубый из-за дурной привычки всех сапожников держать гвозди во рту.

– Что, небось сырку захотелось? – поддразнила тощая женщина.

– Мам, это парад? – звонко спросила толстую крестьянку девочка лет семи, явно ее дочка. – А помнишь, какой парад был в Грассе в праздник Тела Господня, со всякими золотыми штуками?.. Мам, а что такое «самблея»?

– Мне-то откуда знать? – удивилась ее мать. – Эй, сапожник, ты, часом, не знаешь, чего это здесь такую толпищу собрали да солдат столько нагнали?

– Да им просто делать нечего, горожанам этим! – сердито воскликнула вторая женщина.

– Сегодня великий день, матушка, – сказал сапожник, изо всех сил стараясь перестать улыбаться и придать лицу серьезное выражение, – ты разве не знаешь? А мы тут некстати подвернулись, вот и все. Зато теперь увидим, как мимо ассамблея проследует.

– Не знаю, кто уж тут некстати подвернулся, а я, например, просто мимо шел! – раздраженно заметил какой-то чиновник, которого в этот момент толпа выдавила из своих рядов, и он неожиданно оказался у сапожника прямо перед носом. – Если бы эти чертовы стражники не начали людей в кучу сгонять и не топтали их лошадьми, я бы сейчас уже в конторе спокойно сидел!

В десять утра люди на площади услышали, как зазвонили колокола – в церкви Святого Стефана под горой и в церкви Святого Роха в Старом городе; но большой колокол кафедрального собора молчал. Он молчал еще по крайней мере минут пятнадцать, а потом вдруг все колокола на звоннице зазвонили разом, да так громко, что по спине мурашки бежали от этого перезвона,