Читать книгу - "Свое время - Яна Дубинянская"

Конечно, он выбрал лестницу.

Бесконечные пролеты ложились под ноги ровно, без неожиданностей — достаточно было уловить ритм, встроиться и не смотреть вниз. Людей здесь, по сравнению с холлом, почти не было, так, редкие встречные, выловленные из всего спектра времени, эта лестница и не предназначалась для людей, дань требованиям безопасности, не больше. Здесь даже не были обозначены этажи, и Андрей не сразу спо­хватился, что не помешало бы их считать. Начал с приблизительной цифры, шестой-седьмой, а может быть и пятый, а у меня двадцать третий, не такая уж страшная погрешность. Когда поднимусь, будет видно по номерам номеров, то есть, конечно, комнат, смешная тавтология, да.

Отвлекся — и вдруг опять врезался в толпу.

Толпа началась на уровне десятого этажа, она роилась, толкалась, отчаянно стремилась — и не попадала — вниз. Андрей притормозил было, понимая, что это не имеет смысла, встречные люди в любом случае пребывали в своем времени, не замечая его движения против общего вектора. Идти сквозь них оказалось нетрудно, особенно если прищуриться, нарочно смазывая фокус. Но если навести, если присмотреться… Я писатель, я присматриваюсь ко всему, не упуская ни одной возможности наблюдения, особенно с гарантией остаться незамеченным.

Эта внезапная толпа не походила на ту, что заполоняла город и даже холл внизу. Не было броуновской хаотичности — была одна общая цель. И, кажется (Андрей невольно прислонился к стене, будто бы пропуская бегущих, хотя это не имело ни малейшего смысла), многие из них пребывали в одном, общем времени. Они жестко работали локтями, отпихивали друг друга, кого-то сбили с ног, какая-то женщина беззвучно кричала, прижатая к перилам. Этим людям очень нужно было попасть вниз.

Здесь что-то когда-то случилось. Андрей напрягся, припоминая: он уже успел выслушать немало баек из истории отеля, у которого было в городе столько недоброжелателей, что любая безобразная пьянка в номерах, не говоря уже об экстраординарном случае вроде самоубийства (о самоубийстве — кто-то прыгнул с верхней обзорной площадки — ему рассказывали точно), мгновенно становилась то ли преданием, то ли уликой, подшитой к делу. И бы­ло что-то такое еще, с общей эвакуацией гостей… пожар?.. химическая угроза?..

Он старался рассуждать отвлеченно: удобно и вроде бы легко для человека, по определению пребывающего вовне. Он шел сквозь людей, охваченных диким, материальным ужасом, и постепенно их страх проникал, словно едкая щелочь, через прозрачную пленку времени — и разъедал пространство, и становился невыносимым. Скорее бы все это кончилось. Двадцатый, двадцать первый, двадцать второй этаж. Или уже двадцать третий? — надо заглянуть в коридор и проверить. Да, слава богу, двадцать третий.

В коридоре оказалось не то чтобы посвободнее, но здесь люди мельтешили хаотично, в разных направлениях, как он уже привык. Андрей, не останавливаясь, прошел к своему номеру, на ходу шаря в кармане в поисках карточки-ключа, почему-то казалось важным проделать опыт сразу, без паузы, с разгону, как он проходил сквозь вращающуюся дверь — словно только так и можно было обмануть безвременье. Карточка скользнула в щель легко и точно; ничего тут никогда, с момента постройки, не менялось и не передвигалось в пространстве. На замке вспыхнула зеленая лампочка. С веселым недоверием Андрей распахнул дверь.

*

В номере все оставалось по-прежнему; а он уже был готов к тому, чтобы встретить здесь всех — за всю недлинную, но все-таки историю отеля — бывших и, возможно, будущих его постояльцев, не говоря уже об их многочисленных пожитках и чемоданах. Нет, просто мой номер, убранный с утра, с профессионально застеленной конвертом кроватью, моим рюкзаком на полу, моей кружкой на тумбочке и моим нетбуком, стоящим рядом на подзарядке.

Странно; хотя, кажется, я понял.

Здесь — мое пускай мимолетное (что, впрочем, потеряло релевантность), но все-таки личное пространство, оно сохранило отпечаток моего времени, очертило своими стенами границы моего хроноса. Безвременье не добралось сюда, не преодолело преграды из крапчатых обоев и тяжелых порть­ер с кистями, символизирующих роскошь вне рамок ка­ко­го-либо вменяемого стиля; но так даже и лучше. Не зря я всю жизнь любил отели и умел обживаться в них в считанные минуты, уже через час ощущая себя по-настоящему дома. Да, тут мое личное пространство, мой хронос, мое время. Осталось только закрепиться в нем, встроиться, вжиться назад — и спокойно, без проблем выйти наружу, передвигаясь синхронно во времени и пространстве, как все нормальные люди.

Первым делом Андрей, конечно, раскрыл нетбук.

Он не выключил его, ставя на подзарядку, и потому обнаружил сразу в рабочем состоянии, на открытом файле той самой новой вещи, о которой знал теперь гораздо больше, чем когда-либо, это знание было увлекательным и точным, и закололо меленькими иголками кончики пальцев: работать, работать!.. Да ладно, не так уж трудно сделать, чтобы это несвойственное человеку желание проскочило мимо, прошло. Сейчас гораздо нужнее и важнее другое.

С нетерпением, азартом и даже некоторой опаской Андрей вошел в интернет.

В моем придуманном — вернее, придумываемом, создаваемом в процессе — мире именно сеть служит некой территорией, единой для всех, стабилизирует его, не дает рассыпаться, сводит к общему знаменателю. В сети можно синхронизироваться, вступить в коммуникацию, договориться, там происходит практически все взаимодействие, необходимое человеку, у которого есть свое время. Вдоль и поперек пронизанная таймерами и утыканная цифровыми циферблатами, сеть и в нашей реальности подчиняет себе время — настолько, насколько это возможно вообще. Сеть должна стать моим союзником, вытащить меня отсюда… Черт, вместо неточного «отсюда» надо придумать какое-нибудь новое слово…

Стартовой страницей у него уже много лет была почта, средоточение практически всей деловой и личной жизни, Андрей постоянно забывал ее запаролить и каждый раз утешался прозрачным самоощущением человека, которому нечего скрывать — ни от жены, ни от друзей и врагов, ни от партнеров. Ага, с утра только четыре новых письма, внешний мир по-прежнему живет чуть медленнее меня-прежнего, не выпавшего в безвременье. Два деловых, издательских, одно — явный спам (а провайдер клялся, что поставил хорошую и умную спаморезку) и последнее из дому, от Инны.

Открыл.

«Муж, привет, как ты там?»

Инна писала, как всегда, спокойно и скупо, всего три-четыре строчки с ритуальным вопросом в начале и тоже ритуальным, почти магическим тайным словом в конце: «возвращайся». Андрей улыбнулся: если это заклинание неспособно вытащить меня из безвременья, то я даже и не знаю. В маленькой, как ее ладони, горсти не таких уж значительных фактов — опунция зацвела, Надюшка нашла большого жука, Мария хочет постричься, Филу задали прочесть хорошую английскую сказку, что посоветуешь? — шелестела и пересыпалась вся его домашняя жизнь, все то, к чему он не мог не вернуться. В этой жизни почти не было примет времени, возможных зацепок, разве что косвенные (в какой день у Филиппа ближайший английский? — был в пятницу, как раз когда я улетал, а следующий во вторник, до вторника что-нибудь придумаем), и Андрей глянул в шапку письма, на сетевую метку, четкий и однозначный временной якорь: отправлено в субботу, 08.59, правильно, я на тот момент уже минут двадцать как, позавтракав, вышел из отеля.